Шрифт:
— Что ты делаешь в пустыне?
— Я пришла из Гэзела, — ответила она. — Я… Я убежала. Я больше не могла это выдержать. Но мне было жарко, и одиноко, и я так устала, и я видела только песок, посек, песок, да еще слепящее голубое небо. Песок жег мне ноги, а мои сандалии быстро истрепались. Меня мучила жажда, а фляга с водой слишком быстро опустела. Я решила вернуться в Гэзел, но все направления выглядели одинаково. Я не знала, куда идти. Я страшно испугалась и побежала в том направлении, где, как мне казалось, был Гэзел. После этого я почти ничего не помню. Я бежала до тех пор, пока уже не смогла бежать.
Должно быть, я некоторое время лежала на обжигающем песке. Помню, как я вставала и шла вперед, шатаясь. Под конец мне показалось, что я услышала крик и увидела, как ко мне скачет черный человек на черной лошади. Больше я ничего не помню до тех пор, пока я не очнулась, лежа головой на бедре этого человека, который поил меня вином из фляги. Затем были крики и драка… — Она задрожала. — Когда все кончилось, я подобралась туда, где ты лежал, как мертвый, и постаралась привести тебя в чувство.
— Почему? — спросил он.
Она растерялась.
— Почему? — переспросила она. — Ну как же… Ты был ранен, и… ну, любой бы на моем месте так поступил. Кроме того, я поняла, что ты дрался, защищая меня от этих чернокожих. Люди в Гэзеле всегда говорили, что черные злы и причинят вред беззащитному человеку.
— Это касается не только черных, — пробормотал Амальрик. — Где находится этот Гэзел?
— Гдето недалеко, — ответила она. — Я шла целый день, и я не знаю, как далеко меня увез чернокожий от того места, где он меня нашел. Но он нашел меня примерно на закате, так что это было недалеко.
— В каком направлении? — спросил Амальрик.
— Не знаю. Я шла на восток, когда покинула город.
— Город? — пробормотал он. — На расстоянии дня пути отсюда? Я думал, что вокруг только пустыня на тысячи миль.
— Гэзел расположен посреди пустыни, — ответила девушка. — Он построен среди пальм в оазисе.
Отстранив девушку, Амальрик поднялся на ноги. Он негромко выругался, пощупав свое горло, кожа на котором была поцарапана и опухла. Он по очереди осмотрел троих чернокожих, и не обнаружил ни в одном из них признаков жизни. Затем он оттащил их одного за другим недалеко в пустыню. Гдето начали тявкать шакалы. Вернувшись к яме с водой, где терпеливо ждала девушка, сидя на корточках, Амальрик выругался: рядом с верблюдом осталась только черная лошадь Тилутана. Остальные лошади порвали свои путы и убежали во время драки.
Амальрик вернулся к девушке и протянул ей пригоршню сушеных фиников. Она жадно набросилась на них, а он сидел и наблюдал за ней. Растущее нетерпение пульсировало в его жилах.
— Почему ты убежала? — резко спросил он. — Ты рабыня?
— У нас в Гэзеле нет рабов, — ответила она. — Ах, я устала — так устала от вечного однообразия. Я хотела увидеть чтонибудь из внешнего мира. Скажи мне, из какой страны ты пришел?
— Я родился в западных холмах Аквилонии, — ответил он.
Она захлопала в ладоши, как обрадованный ребенок. — Я знаю, где это! Я видела твою страну на картах. Это самая западная страна гиборейцев, и ей правит король Эфей, Машущий мечом.
Амальрик испытал основательное потрясение. Он дернул головой и уставился на девушку.
— Эфей? Но Эфей мертв уже девять сотен лет. Нашего короля зовут Вилерус.
— Ах, конечно, — сказала она в замешательстве. — Какая я глупая. Разумеется, Эфей был королем девятьсот лет назад, как ты говоришь. Но расскажи мне — расскажи мне все о мире!
— Ну, это не такто просто! — ответил он, не смутившись. — Ты не путешествовала?
— Это первый раз, когда я вышла за стены Гэзела, — объявила она.
Амальрик не отводил взгляд от ее округлой белой груди. В настоящий момент его не очень интересовали ее приключения. Этот Гэзел, откуда она пришла, мог быть хоть Адом, Амальрика это мало заботило.
Он начал говорить; затем, переменив намерение, грубо схватил ее в объятия. Мускулы его напряглись, так как он ожидал сопротивления с ее стороны. Но она не противилась. Ее мягкое, податливое тело лежало поперек его коленей, и она смотрела на него снизу вверх с легким удивлением, но без страха и без замешательства. Как будто она была ребенком, которому предложили поиграть в незнакомую игру. Чтото в ее прямом взгляде смутило его. Если бы она кричала, плакала, боролась или знающе улыбнулась, он бы знал, как с ней обращаться.
— Кто ты такая, во имя Митры? — грубо спросил он. — Твоя кожа нетронута солнцем. Ты не играешь со мной. По твоей речи понятно, что ты не простая деревенская девушка, невинная в своем невежестве. И все же ты ничего не знаешь о мире и о том, как себя в нем ведут.
— Я — дочь Гэзела, — беспомощно ответила она. — Если бы ты увидел Гэзел, быть может, ты бы понял.
Он поднял ее и опустил на песок. Поднявшись, он принес покрывало с седла и расстелил для нее.
— Спи, Лисса, — сказал он голосом, хриплым от противоречивых чувств.