Шрифт:
— Слушай, а ты много языков знаешь? — спросил Демин, самый молчаливый и неприметный.
— Порядочно.
— Странно… И чего же ты шоферишь? Я бы… Ого! В министерстве где-нибудь работал или туристов возил… Нет, серьезно, почему ты не по языкам работаешь?
«Вот пристал, дурачок! Почему да почему. Так я тебе и сказал».
— Почему, говоришь? Да потому, что у каждого человека есть свое любимое дело. Понял? У меня такое дело — машина. А языки — баловство. Ты, видно, не очень-то любишь свою профессию, раз можешь с такой легкостью ее сменить.
— Ну, это как смотреть, — не очень дружелюбно сказал Демин. — Хуже других я пока не работал.
В дверь заглянул Герасим.
— Привет честной компании!
— Как там Пифагор? — спросил Шувалов.
— Как положено. Бутылки на столе, сам под столом. Выгонять будем. Хватит… Идем, Гена, а то тебя тут заговорят.
Герасим привел его в гараж. Это был дворец. Геннадий облазил ямы, боксы, душевые, вулканизацию, посидел за диспетчерским столом. Повсюду пахло дорогой. Пылью, бензином и тем особым запахом, который складывается из десятка других.
В углу стояла новенькая «Татра».
— Хороша? Можешь хоть завтра садиться. Ну, не завтра, а дня через три оформим. У нас быстро.
Черт возьми! Что делать? Были бы хоть какие-нибудь права, хоть трижды проколотый талон, а то ведь пустота… Мне так нужна сейчас машина, дорога, этот запах… Буду сидеть в кабине, кидать под ноги километры и петь песни!.. Ни хрена я не буду. А жаль… Тут работают славные чижики-пыжики, добрые ребята, которые через два месяца стали бы носить меня на руках…
Герасим между тем продолжал:
— Завтра сходишь на «Ветреный», увидишь, что ничего тебе не светит, и придешь обратно. Мы с тобой заявление напишем, автобиографию, все, как положено…
Возле клуба было многолюдно. Все стояли и махали руками, потому что комары под вечер совсем обнаглели, не боялись уже ни дыма от костров, ни мази, от которой люди плачут, а комары смеются.
— Я тебе про девочек что говорил? То-то… А вот эту видишь, в кожаной куртке? Очень хорошая женщина. Корреспондент, между прочим. Из районной газеты. Простая… Хочешь познакомлю?
— Не хочу. Я буду знакомиться с корреспондентами, когда мне Героя Труда дадут.
— Как знаешь… Она сюда сама идет. Ну, ясное дело. Статью я ей какую-то обещал, убей меня, не помню какую…
Он принял покаянный вид.
— Мария Ильинична, здравствуйте! Все знаю. Не сердитесь? Ну, хорошо…
Они стали о чем-то говорить, а Геннадий смотрел на девушку и улыбался. Кожаная куртка, берет, духами пахнет. Стоит рядом, хлопает глазами… Совсем забыл, что они существуют, вот такие… Дикарь, ей-богу… Он по привычке съежился, чтобы лацканы пиджака не торчали на груди уродливыми складками, спрятал за спину руки, но вспомнил, что на нем хороший серый костюм, и ему сразу как-то стало свободней…
— Передайте Аркадию Семеновичу, пусть хоть заглянет, как мы тут устроились, — говорил Герасим.
— С удовольствием передам.
Геннадий вдруг понял, что ему надо делать. Ну конечно… Только так. Он огляделся, увидел неподалеку брезентовый газик.
— Вы сейчас домой?
— Это наш новый шофер, — сказал Герасим.
— Домой.
— Меня возьмете? Через пять минут, ладно? Сможете подождать?
— Хоть пятнадцать. Я не тороплюсь.
— Ты куда? — удивился Герасим.
— Идем, все поймешь… Слушай, дело такое. Я согласен. Буду работать здесь, мне все чертовски понравилось… Сейчас я переоденусь у тебя и еду за барахлом и документами. Через два дня жди. Готовь пельмени, они мне тоже понравились.
— Чего такая спешка? Завтра бы поехал.
— Нет. Я все так делаю, Герасим. С ходу…
Через пять минут он сидел в машине. Да, он знает, что надо делать.
— Вам куда? — спросила корреспондент, когда они въехали в районный центр.
— Остановите у больницы…
Теперь не перепутать. Он показывал в окно свой дом… Ага, вот этот, с палисадником. Собаки у него, случайно, нет?..
Как все это получится, Геннадий не знал и даже отдаленно не представлял себе, что скажет Шлендеру и как его Шлендер встретит, но по дороге специально старался не думать об этом.
Весь сегодняшний день, начиная с той минуты, когда он проснулся чуть свет и понял, что выходит из больницы, весь этот невероятно длинный, наполненный событиями день он прожил на сплошных нервах и сейчас чувствовал, что ему все трудней и трудней думать о чем-то спокойно. А думать надо было спокойно. Не сегодня и не вчера пришли эти мысли, они давно осаждали его, давно зрели подспудно, но это были мысли-призраки, а сегодня он начинает действовать, и надо, чтобы эти призраки обросли плотью…