Шрифт:
В переднюю выбежала женщина с небольшим мешком (в нем, видимо, лежали подношения жертве греческого землетрясения), а из дверей, у которых стоял Борис — молодой человек в военной форме. Только это и нужно было Борису.
Через открытую дверь он юркнул в комнату и, затаив дыхание, укрылся за портьерой.
В комнате царило молчание. Минуту спустя беспокойный голос продолжал:
— …Когда полицейский отошел, как видно, не узнав прибывших, я выстрелил в аэростат и человека, которого вы мне описали. Аэростат поврежден…
— А Журавлев? — с любопытством спросил голос профессора.
— Тот, кого вы мне описали, кажется, ранен… Я точно не знаю… Он остался стоять на ногах, а я…
— Вы болван! — нетерпеливо перебил новый, очень выразительный и сильный голос. — Хорошо, что изобретатель остался жив. Кто вас просил стрелять в него? Кто вам дал такой приказ? Где изобретатель, почему вы убежали?
Борис с огромной осторожностью и напряжением прорезал ножом дыру в портьере и увидел говорившего прямо напротив себя. У него было раздраженное, властное лицо — смугловатое, с правильными резкими чертами, с продолговатым, дрожащим, нервным носом.
Это был министр техники Штатов, Бандиера. Борис заметил, что и профессор, и наемный убийца засмущались.
— Мне, — сказал стрелявший и показал на профессора, — так сказали, и я понял, что лишняя дырка в чужом теле не очень-то обеспокоит министра.
— И вы, и тот, кто вам так сказал — идиоты. Я вам совсем не это говорил. Теперь бегите и во что бы то ни стало постарайтесь разыскать изобретателя и привести его живым. Помните, что сразу дадим ему два миллиона, как только он начнет на нас работать. Джиованна, проводите!
И Борис совсем близко от себя увидел потные руки, час назад стрелявшие в аэростат и Журавлева.
— Я не понимаю, господин Бандиера, — сказал профессор после того, как их собеседник вышел, — почему, собственно, вы так цените моего ученика, — тон профессора был льстивым, но недовольным. — Ну хорошо, допустим, что в своей узкоприкладной области он изобрел некоторые новые изоляторы, ну, предположим, вы сможете благодаря этому проще и безопаснее передавать электрический ток на различные расстояния, но два миллиона, — тут профессор поднял палец, — два миллиона!..
— Хоть двадцать два, господин профессор, — твердо ответил министр. — Если бы сегодня ваш ученик, которым вы можете гордиться, пришел к директорам любого нашего концерна и показал им, что он придумал, каждый из них охотно отдал бы ему половину своего состояния. Боюсь только, что эти прожорливые акулы уже пронюхали и о перелете, и о стрельбе, и кто-нибудь из них уже купил вашего ученика на пятьдесят лет вперед. Тогда изобретение погибнет для нашего правительства. Они держатся за свои промышленные тайны, как репей за бороду.
— Но в чем дело? — промычал профессор.
— О, вы не знаете, в чем дело. Если бы вы знали, то не сидели бы, простите меня, как индюк на навозе. О-о, — и здесь, увлекшись, Бандиера встал и заговорил, расхаживая по комнате и жестикулируя, — меня это поразило и восхитило, я ощутил почти религиозное чувство, чего у меня не бывало с детства. Представьте себе, что каким-то еще неизвестным нам способом ваш Журавлев, очевидно, направляет электрический удар в атом. Этот удар так силен и стремителен, что пробивает слои вращающихся электронов и попадает в ядро. И тогда из ядра как бы вырывается ответная электрическая искра, ответный заряд, который покидает атом. При этом происходит примечательное явление.
— Ну? — произнес не то спрашивая, не то подгоняя профессор, которого импровизированная лекция отнюдь не интересовала.
Молодой человек с военной выправкой поднял голову и спросил:
— Что же, собственно, происходит?
— Как вы знаете, — продолжал, расхаживая, министр, — электроны, подобно планетам, вращающимся вокруг своего солнца, вращаются вокруг ядра. Ядро, заряженное положительным электричеством, притягивает к себе электроны, но те из-за скорости своего вращения не падают на него. Теперь представьте себе, что из ядра вылетает заряд. Сила притяжения уменьшается, и вот какие-то из этих вертящихся электронов перестают притягиваться, становятся свободными и молниеносно срываются со своих орбит, оставляя атом вместе с зарядом из ядра. Итак, атом вещества становится легче и на один электрический заряд, и на соответствующие электроны. Гениальный земляк профессора, Менделеев, показал, что свойства элементов, из которых состоит всякое вещество, зависят от атомного веса. А атомный вес зависит от числа зарядов ядра. Что же получается, когда вылетает заряд и атом вещества становится легче?
— Вещество изменяется, — нетерпеливо прервал все еще мрачный профессор.
— Совершенно верно, меняется вещество. Ртуть имеет в ядре восемьдесят зарядов, золото — семьдесят девять, платина — семьдесят восемь, иридий — семьдесят семь… И когда аппарат Журавлева выбивает из ядра заряд, в этом ядре осуществляется мечта алхимиков — из ртути, живого серебра, получается золото, из золота платина, из платины иридий и так далее.
Но сила, с какой вылетает заряд, так значительна, что подобно тому, как один вывернутый кирпич вызывает падение второго, третьего, пятого… и наконец всей стены — один вылетевший заряд тянет за собой второй, третий. Атом меняется, атом медленно трансформируется, пока, наконец, не превратится в атом какого-нибудь газа и тогда либо улетучится, либо, если газ тяжелее воздуха, осядет на землю. Но и этого мало.