Ну ладно, а что сейчас? У нас ведь ещё как минимум один день. Хватит ли меня на него. Хватит! Я думаю, даже на два бы хватило. Вот больше уже вряд ли. Хорошего понемногу.

– Доброе утро.

– Доброе, - я лучезарно улыбнулся и поцеловал Татьяну.
– Позавтракаем?

– В постели?

– В постели так, в постели.

– Если только через час, - она обвила мою шею руками и притянула к себе. Держись, Сашка! Надо!

Через полтора часа нам принесли относительно удачный завтрак, а ещё через час Татьяна оделась и вопросительно посмотрела на меня. Что? Что я должен сказать? Рассказать? Показать? Намекнуть? Мне бы кто намекнул. Ладно, попробуем, что-нибудь до пошлости банальное.

– Какие планы на день?

– Есть предложения?

– И не одно!

Легко сказать! Не одно! А сколько? На что ты готов ради нее? Готов больше никогда её не видеть? Готов забыть её, как только она скроется за горизонтом? А ты ведь начал искать простые решения. Так разве не для этого все затевалось? Не только и не столько для этого. Но это удачная маска, сейчас она мне даже полезна. Но, она ждет. Пора!

– Пойдем, поплаваем.

– А ещё?

– Сначала поплаваем.

– Мне надо зайти за купальником.

– Я буду ждать.

Через не могу, через не хочу, но я её дождался, и мы действительно пошли плавать. И чтобы, кто не говорил, но это не было простым решением. Это было решением прилежного ученика, который, не смотря на солнечный день, читает скучный, но, увы, необходимый учебник. Отрывается на миг, глядит в окно на гоняющих мяч приятелей, матерится сквозь зубы, но вновь возвращается к книге. Кто знает, быть может, он даже прав.

И ведь мы не только плавали. Мы говорили, шутили, смеялись, целовались. Мы смотрели друг на друга влюбленными на миг глазами. Он сильно затянулся этот миг. Он был как зубная боль, которая уже давно должна была прекратиться. Ведь врач уже вырвал этот проклятый зуб.

Но мы уже обедаем и я не говорю ни слова против. Я смирился с обедом и даже не замышляю отказаться от ужина. Я образцовый участник курортного романа. И я из последних, под большой процент занятых сил держу бьющийся в истерике щит. Он дрожит и гудит, он звенит и рычит. Он жаждет вырваться, упасть и дать дорогу воющей ненависти. Меча ещё нет, но вот когти отросли, словно стилеты. И мой когда-то красивый щит давно покрыт уродливыми царапинами. Я только подготовился к очередной яростной атаке, как вдруг прозвучал он. Мой долгожданный спаситель. Телефонный звонок. Татьяна взяла трубку и посмотрела на экран.

– Подруга звонит!

Наконец-то! Это я не ей. Это я себе. А ей?

– Как всегда слишком рано.

На лице Татьяны мелькнула извиняющаяся улыбка. Ну, что вы, не стоит извиняться. Давайте обнимемся и заведем хоровод. Давайте я подарю вам живого фламинго. Назовите его моим именем и кормите исключительно крабами. А когда он загнется от такой диеты, не плачьте ни секунды.

– Вера, оказывается, прилетает уже сегодня, - Татьяна повесила трубку.
– Боюсь мне надо идти.

– Не бойся, тебе не идет.

Попрощались мы легко, без слез и проникновенных взглядов. Она дала мне номер своего телефона, а я сказал, что постараюсь позвонить. Стоило, конечно, пообещать, но не хотел я обещать невыполнимого. Скоро я снова был один.

Я стремительно дошел до своей гостиницы заперся в номере и открыл ноутбук. Я писал про человека. Такого похожего на каждого, но все же совсем другого. О том, что он должен жить и должен любить эту жизнь. И его мнение на этот счет совершенно не важно. Кто он такой, чтобы так нагло оспаривать свое счастье? Я спрошу ещё раз. Кто он такой? Нет ответа...

Я тяжело вздохнул. Передо мной все также лениво и безучастно текла река. Значит вот так? Да, как-то вот так все и будет. Удовлетворён? Впрочем, это явно не то слово. Очарован? Да, как-то так. Только говорить это надо с жестким, наскальным сарказмом.

Ну, что ж, в путь! В недолгий, нелегкий путь начинающего щитоносца. Выше щит, новобранец! Тебе не отсидеться в окопах. Тебе не стать генералом. А знаешь, что будет за дезертирство? По глазам вижу, что знаешь. По кривой, трусливой усмешке. А значит, что? Правильно! Выше щит! Еще выше! Крепче держать! Глаза не закрывать! Шире! Шире распахнуть! И не закрывать, пока не пробьет отбой!

Меня немного шатало, но это, наверное, с похмелья. Я свернул в пустой, окаймленный серыми домами переулок и вдруг увидел себя. Я шел мне навстречу. У меня было озабоченное лицо, небритые щеки и большая коричневая сумка. Я быстро переставлял короткие ноги и точно знал куда иду. И не было во мне ничего достойного чужого внимания.

И вдруг пробило, ударило, сокрушило. С грохотом упал щит. Молнией рванулась в мир неукротимая ненависть. Засмеялась, захохотала, заскрежетала, залязгала разорванными кандалами. Завыла, зарычала, залаяла. И не поймать, не запереть, пока сама не устанет от дикой, грешной пляски. И разум будет ловить лишь одно роковое слово. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!