Энжет смерил ее оценивающим взглядом:

– Ты не будешь услаждающей. Вот, может быть, моя сестра...

Кейла кивнула. Тонкой Лереми, сестре Энжета, действительно подходила роль услаждающей взгляд - будущей акробатки или танцовщицы.

– Я боюсь!
– призналась она, уткнувшись в его плечо.
– Не хочу быть никем, как мама...
–

Кела осеклась. Нет, нельзя об этом думать. Представить разноцветный пузырек с серебристым дном - и уснуть.

– Спи, а я буду тебя охранять, - прошептал Энжет.

 Кейла уже сквозь дрему улыбнулась:

– Охраняй... Пока тебя не увидит мама, и не выгонит вон из девичьей спальни!

Веки скоро сомкнулись, она спала.

Когда она проснулась, Энжета рядом не было. Со двора доносился шум, там готовили экипаж, чтобы ехать в город. Испытания оставалось ждать совсем недолго, до наступления следующего аката идей Кейла узнает свою судьбу, свой путь, свое солнце.

Кейла выбралась из гамака и вышла из-за ширмы к витым перилам балкона. Красное солнце Эдо, вечное и неизменное, светило все также ровно, никуда не трогаясь со своего небесного места. А вот на земле кое-что изменилось. На западном горизонте за желтыми полями родителей Кейлы, за синими полями родителей Энжета, из-за черной кромки леса, загораживающей далекий город, в небо поднимался темно-бордовый столб дыма. Кейла видела такой дым прежде: на свой второй и шестой восход Кана. Он означал, что на Сенте обнаружено нечто неизвестное, чуждое, опасное для мира и с Границы уже возвратился несчастный из касты распознавателей чуждого. Скоро знание о чуждом, принесенное им, переведут в оружие, вооружат отряды стражи, и те уничтожат чуждое... Интересно, где тогда будет Кейла? Возможно ли, что она в это время будет изучать тайное знание среброликих? Ходить тайными тропами будущего, как всезнающие, летать в небе, опережая сенрито, как всевидящие, двигать горы силой мысли, как всемогущие...

От таких перспектив чаще забилось сердце. Или просто набирает силу тело, вступающее в новый акат действий?

– Кейла, ты уже встала?
– в комнату зашла мама. Она несла поднос с разноцветными мазями и жидкостями в колбах.
– Ты что, так и спала в лентах?

Кейла нарочно сгорбилась, чтобы ленты на плечах и груди, удерживающие спину в относительно прямом положении, были меньше видны.

– Ничего, я ослабила их, мам, - соврала она.

Мама подошла ближе, оценивающе окинула взглядом фигуру дочери и почему-то печально вздохнула:

– Вот заберут тебя сегодня среброликие или стража, и без меня совсем отобьешься от рук!
– мама взгрустнула, но вдруг весело улыбнулась: - Хотя, я в твоем возрасте тоже спала в лентах, чтобы казаться красивее. Встань ближе к свету, нужно обновить узор.

Кейла послушно встала, так, чтобы видеть себя в кристаллическом зеркале на стене. Мама поставила поднос на ажурный столик, росший прямо из пола, и, открыв баночку с желтым содержимым, принялась втирать душистую мазь в спину дочери. Кейла же разглядывала себя в зеркале.

Ее тело выбрало пол уже почти целый восход Кана назад, и фигурой она могла гордиться: набухла грудь, стали округлыми бедра, тонкая талия обрела соблазнительный изгиб. Недовольство в Кейле вызывала только ее спина, точнее, осанка, и это недовольство было бессильным, с оттенком отчаяния. Женская мускулатура слабее мужской, тоненькие мышцы спины не в силах держать голову, шею прямо, хрупкие плечики топорщатся вперед, худые руки сами складываются крестом на животе - отвратительная угодливо-приниженная поза! Отрадой Кейлы были сложные и красивые узоры на коже.

Бледные белокожие сенториане, живущие на темной, более прохладной стороне Сенты, кутали тела в плотные ткани, меха, а жители светлой стороны планеты покрывали смуглую желтовато-коричневую кожу причудливыми узорами, втирая разноцветные мази. Узоры расходились от живота на грудь и бедра, сзади поднимались вдоль по позвоночнику и накрывали безволосую голову шлемом.

Нужно в следующий раз изобразить на теле сенрито, - подумала Кейла, придирчиво рассматривая свое отражение в кристалле. Сейчас на ее тело было плавными толстыми мазками нанесено стилизованное изображение древа, в кронах которого вместо плодов росли маленькие солнца - символ грядущего испытания. Такой узор наносили на тела всем, готовящимся к выбору своего солнца. Главная полоса корсета лент золотой рекой текла вдоль позвоночника, распрямляя его, восемь лент поуже фиксировали ее на сильной длинной шее, под грудью, на талии и на бедрах. Для красоты Кейла обвила лентами также ноги и руки.

– Мам, я подумала... Может, часть рисунка сделать прозрачной?
– тихонько заметила она, когда мама перешла к втиранию теперь зеленой мази в плечи и спину дочери.

– Что-что? Прозрачной? Чтобы было видно тело внутри?

– Ну... немного. Это же красиво!

– Это неприлично!

– Я не говорю про живот и грудь. Пару прозрачных линий по ходу сосудов на спине и бедрах, - начала было Кейла, но мама строго поджала губы:

– Раньше прозрачными ходили только самые опустившиеся, те, что не могут позволить себе дешевую мазь, а теперь, как я гляжу, это становится модным поветрием. Некоторые в городе даже беременность выставляют напоказ. Ужас!

Кейла вздохнула, понимая, что спорить с консервативным старшим поколением бесполезно. Мама закончила узор и отступила, любуясь получившейся картиной.

– Вы с Аки сейчас думаете только о том, какой пузырек вам достанется... Какой бы ты сама хотела?

Кейла оторопела:

– Не знаю. Зачем об этом думать, я ведь не могу выбрать его сама. Но я бы, наверное, хотела...
– Кейла прервалась на мгновение, следующие слова требовали особой смелости, даже наглости.
– Я бы хотела трехцветный.