— Толковый, видать, был малый, — сказал Шамрай.

— Гамбургский рабочий, — сказал Зуев.

— Вот найти бы его письмо, — промолвил Шамрай. — Таким людям в Германии теперь цены нет.

Сапер, полулежа на локте, не моргая, смотрел в огонь.

— Этот немец лежит в нашей русской земле и живет в моем сердце… Это он спас мне жизнь. — И, резко вскочив на ноги, Иванов вынул из кобуры парабеллум и подал его Зуеву: — Вот его оружие. Он вывел меня за околицу и подвел к большому стогу соломы. Уже смеркалось. Немец бросил мне лопату и показал — копай. И я стал не спеша трудиться над своей могилой. В селе вспыхнула ракета, и немец сказал по-русски: «Время». Стоял он шагах в пяти, а я примеривался, сумею ли подбежать к нему, чтобы ударить лопатой прежде, чем он выстрелит. Но когда со стороны деревни показались двое с автоматами, немец ткнул в меня пальцем и быстро-быстро заговорил. Половины слов я не понял. Но он показывал то на себя, то на меня и говорил: «Ду — коммунист, их — коммунист», — это ясно можно было понять. А затем он выстрелил один раз в воздух из пистолета, бросил мне эту машинку и крикнул: «Бегай, пан, бегай!» Маскируясь скирдой соломы, я бросился бежать. Сзади слышны были выстрелы. Но стреляли не по мне…

«Конечно, об этом самом немце с гармошкой рассказывал тот мальчишка, — подумал Зуев. — Так вот они, оказывается, какие — подпольщики Эрнста Тельмана».

Три бывалых вояки долго сидели у костра. Первым встал Шамрай. Он прошелся вокруг костра и шагнул к Иванову, сказал с оттенком зависти:

— Да, повезло тебе, старший лейтенант.

Тот не понял.

— Ну что ж, раз немец действительно коммунист был да еще самого Тельмана друг-товарищ. Но я-то об этом не подумал тогда, — словно оправдываясь, промолвил Иванов.

— Тут уже не везение, а закономерность. История, можно сказать, на тебя трудилась, — добавил Зуев.

— Я не об этом, — тихо сказал Шамрай.

— А о чем же? — изумился Зуев.

— О том, что в плену пришлось ему побыть всего один день. Да и то по приказу вышестоящего начальства. Вот сейчас служишь, и никто тебя не таскает.

Зуев посмотрел на друга: шутит он или всерьез. И, убедившись, что Шамрай говорил не в шутку, он еще больше укрепился в своем решении: надо пристроить парня к себе в военкомат.

— Эх, утром зайчишек бы пострелять, — вставая и с хрустом потягиваясь, сказал Иванов.

Спать все еще не хотелось, и все трое долго разминались вокруг костра…

После полуночи совсем посветлело, вскоре взошла луна и своим ровным светом медленно и торжественно осветила косогорье. Только таинственно темнели на склонах впадины бывших окопов, противотанковых рвов и насыпи братских могил.

И невольно думалось об армиях мертвецов, лежащих в этой безмолвной полосе русской земли.

Иванов присел на корточки и долго поглядывал на соседний пригорушек. На его вершине мерцание снежных искринок казалось более ярким и зыбким.

— Играют, черти косые, — вдруг восхищенно пробасил Иванов. — Эх, жалко старшину будить… Ружьишко у него справное в кузове.

Долго еще он наблюдал за игрой зайцев по первой пороше. А Зуев и Шамрай, безразличные к охотничьим страстям своего нового друга, долго стояли рядом, не то что любуясь лунным ландшафтом, а полно, на всю грудь живя в нем. Тишина, безветрие и радость жизни действовали на них, как речная прохладная вода в жару. Душа была полна тем необъяснимым, большим чувством, которое всегда вызывает в человеке величие родной земли и природы.

Сон сморил их только перед рассветом. Поспав всего часа два-три, наши вояки стали собираться. В долинке уже стучали топоры — там ладили объездной мосток. У колонны хлопотал старшина Чернозуб.

— Поехали, старший лейтенант, вперед, — предложил Зуев. — Не иначе как в Орлах придется тебе квартировать. Далеченько, правда, но ближе жилья не найдешь. Крольчатиной тебя угощать будут.

Отдав в долинке распоряжение, Иванов быстро забрался вслед за Шамраем и Зуевым на пригорок и, бросив косой взгляд на машину военкома, устроился в ней. По дороге Зуев рассказал ему историю «Орлов», не скрывая, а даже чуть-чуть бахвалясь тем, что райком партии поручил ему заняться этим необычным и трудным колхозом.

Скоро машина марки «зумаш» прикатила в «Орлы» со стороны Курской дуги. Зуев потолковал в правлении колхоза и оставил там Иванова. Вместе с Шамраем он торопился в район: и так задержался на целые сутки.

В Орлах размещение небольшой группы воинов не только не причинило хлопот, но и вызвало приятное оживление. Молодежь, в особенности женская ее часть, с любопытством встретила новых ухажеров, а народ пожилой и степенный предвидел от них кое-какие хозяйственные выгоды.

Беспокоило Зуева другое. Ему до боли в сердце было жаль Шамрая. Старая юношеская дружба, приглушенная временем и размолвкой в бане, во время ночевки с саперами и задушевных бесед вспыхнула снова, и это новое чувство было вызвано в нем, пожалуй, не столько жалостью, сколько справедливостью, честным отношением к товарищу, попавшему в беду, и, чего греха таить, угрызениями совести. Первый шаг помощи военком видел в том, чтобы взять парня на работу, вернуть ему военные права, дать возможность использовать профессиональную выучку, тренировку и призвание офицера.