— Не все, не все, хватает и образованных! — возразил Серго.

Шофер не жалел газа, пролетели опасное место, подняв тучу пыли. Близ станицы Армянской пришлось сбавлять скорость: на дороге появился конный разъезд германской армии. Немцы-ландштурмисты на рослых битюгах буланой масти, в болотно-зеленых коротких мундирах грубого сукна обступили открытый автомобиль.

Вестовой-переводчик, сидевший рядом с шофером и державший парламентерский флаг, сказал на ломаном немецком языке, что делегации РСФСР и Донской суверенной советской республики следуют для переговоров в ближайший армейский штаб германских войск.

— Штейн-ауфф! Аллес!.. — приказал рыжеусый ефрейтор с жесткими, внимательно глядящими на делегатов глазами. И попытался объясниться по-русски:

— Обис-кайт! Вир будем обискайт унд арестовайт аллес... делегат».

— Я протестую! — сказал Орджоникидзе, держась рукой за древко флага. — Мы парламентеры и граждане России, с которой Германия имеет мирный договор. Гражданин Ковалев представляет здесь суверенитет Донской советской республики, которая также находится в состоянии мира с Германией...

Переводчик торопливо перетолковывал сказанное. Но тщетно. Ближний ландштурмист снаружи открыл левую дверцу и вытащил за тужурку шофера, невзирая на его громадные очки и кожаное кепи международной лиги воздухоплавателей.

Ковалев начал терять самообладание. Встал в машине во весь свой длинный рост, голова его пришлась в уровень с головой ефрейтора, сидевшего на копе. Рявкнул с угрозой:

— Ты что, мать т-твою!.. Никогда не слыхал, кто такие донские казаки?! Мало вас под Луцком порубили, колбасников? Не понимаешь международного языка?! — и протянул свой мандат на хорошей бумаге, изъятой у фабриканта Асмолова заодно с автомобилем. Огромный красный гриф на обрезе мандата взывал к пониманию: «Центральный Исполнительный Комитет Донской советской республики...»

Вестовой старательно перевел реплики Ковалева, выделяя ругательства, но обойдя упоминание о колбасе, а также и городе Луцке, где отмечались активные действия казачьей конницы в момент Брусиловского прорыва.

— Донская республик — это... казаки? — с интересом спросил ефрейтор, глядя то на мандат, то на белый воротничок Ковалева, то на его грубое, почерневшее от гнева лицо. — Казаки? Но... почему же они... Совьет?

Ковалев мрачно, играя кадыком, посмотрел сначала на немца, потом на своего переводчика:

— Скажи ему, что своим дурацким вопросом он вмешивается во внутренние дела дружественной державы!

Орджоникидзе жевал готовую сорваться с губ усмешку, взял Ковалева под руку, для устойчивости в машине:

— Осторожнее, товарищ президент. Черт их знает, они все-таки понимают что-то по-русски... Этикет все же.

— Бандиты, — сказал Ковалев угрюмо и сел на место.

— Следовать форвертс, — махнул рукой ефрейтор и тронул коня, давая машине дорогу к Армянской. Обыск продолжать он не посчитал возможным. Рослые, откормленные битюги затрусили по обе стороны автомобиля, катившего на малой скорости.

У заставы последовала долгая процедура проверок, прежде чем принял их сухой, длинный, под стать Ковалеву, немец с витыми генеральскими погонами. При нем был хороший переводчик из тавричан-колонистов, по виду учитель либо конторщик крупной экономии. От имени генерала переводчик принес формальные извинения за некоторую бестактность задержания депутации РСФСР в черте военных действий.

Орджоникидзе и Ковалев стоя выслушали дипломатические церемонии, затем Серго заявил хорошо поставленным голосом митингового оратора, нажимая особо на излюбленную в немецком языке букву «р»:

— По пор-ручению пр-равительства Р-российской Советской Федор-ративной Р-республики я заявляю решительный протест германскому командованию против неслыханного нар-р-рушения им Брестского договора о мире... Мое правительство желает иметь необходимые объяснения причин, по которым немецкие войска сочли возможным перейти границы союзной им Украины и занять русский город Таганрог.

Ковалев повторил то же самое относительно нарушения кайзеровскими войсками границ Донской республики и присовокупил, что донское казачество вместо со всем цивилизованным человечеством восприняло с удовлетворением мирный договор в Бресте, но в силу обстоятельств, от него но зависящих, может в любую минуту встать на защиту целостности своей революционной Республики со всей решительностью, на которую только способно донское казачество!

Ковалев говорил трудно, с одышкой ярости. «Черт бы его взял, этот этикет дипломатии! — вертелось в голове. — Надумал Серго приодеть меня в галстук с крахмальным воротничком! Куда лучше было заявиться сюда с шашкой и при лампасах — это для них было бы понятней!»

Генерал с натянутой миной и сонными безразличными глазами долго и пространно излагал соображения, по которым его войска оккупировали Таганрог. Гетманское правительство Украины, как союзник Германии, сказал генерал, обратилось к могучему соседу за помощью в час общей тяжелой борьбы с революционной анархией и опасностью большевизма с востока...