— Но еще есть время.

— Конечно. И все-таки случай весьма необычный.

Бари порылся в бумагах, которыми был завален его стол.

— Куда же я сунул вечерние газеты? Ага, вот они… Смотрите, какие заголовки: «Мосье Икс получил Гонкуровскую премию». «Требуется автор». «Молчание Гарпократа» и молчание лауреата». «Кто же удостоен Гонкуровской премии?» «Гонкуровская премия повисла в воздухе».

Жозэ Робен взял газеты и с невозмутимым видом принялся читать их. Его круглая кудрявая голова с золотистыми волосами прилежно склонилась над свежими, пахнущими краской полосами. Время от времени он удивленно поднимал брови, и его голубые фаянсовые глаза выражали веселое недоумение.

Бари ходил взад и вперед по кабинету, посасывая пустую трубку, потом остановился перед журналистом, открыл рот, но, ничего не сказав, снова зашагал. Он хорошо знал Робена. Парень обладал здравым смыслом и чутьем и, не разобравшись в деле, не высказывал своего мнения.

Но вот Жозэ поднял голову и улыбнулся.

— Забавно, — тихо проговорил он.

— Да, пожалуй, забавно…

Бари пожал плечами.

— Хороший материал для газеты, — продолжал Жозэ.

— Правильно, правильно, — согласился редактор. — Но меня беспокоит…

Он остановился и задумчиво пососал мундштук своей трубки. Жозэ удивленно поглядел на Бари.

— Боюсь, — заговорил опять редактор, — что д'Аржану это дело не по плечу.

— Почему?

— Да, конечно, д'Аржан литератор, хороший критик, это бесспорно. Он вам умело накатает хронику, в общем, свое дело знает, но, мне думается, за этой историей с исчезнувшим лауреатом кроется еще что-то. Этим делом надо заняться вам, Робен… Да, я знаю, вы устали, вы в дурном настроении. Дело колбасника и выеденного яйца не стоило. И все же…

— Простите, но это не по моей части.

Жозэ покачал головой и стряхнул пепел с сигареты. В уголках его детского рта притаилась улыбка.

— Нет, это не по моей части. Я не знаком с литературным миром, с писателями. Я посещаю другие университеты, не имеющие отношения к литературе. Вот если бы речь шла о каком-нибудь красивеньком преступлении в крепко-накрепко запертой комнате или о суде присяжных… А все остальное…

— Ну, ну… Вы же сами признаетесь, что любите все загадочное. Так как же, вопрос решен?

— Подождите-ка. Судя по тому, что я сейчас прочитал, сведения у моих коллег весьма скудные. Присудили Гонкуровскую премию. Как и полагается, предварительно собралось жюри. Рассматривали кандидатуру Воллара и… как ее? Арманды Раймон. Неожиданно кто-то предлагает еще некоего Дубуа. Господа — члены жюри обмениваются мнениями, спорят, короче говоря, выясняется, что «Молчание Гарпократа» — одно из крупнейших литературных событий нашего века. Совершенно своеобразный стиль. Непривычная атмосфера. Невиданные психологические наблюдения. Словом, все признаки гениальности. Итак, решался вопрос, дать ли премию Воллару, или Арманде Раймон, или еще какому-нибудь бесспорному произведению. Жюри колеблется, прикидывает и так и этак, спорит. Никто не знает этого гениального Дубуа, этого таинственного литературного феномена. И вот наступает развязка. Премию присуждают Дубуа, но… Дубуа не является. Его ищут по указанному им адресу. Там нет никакого Дубуа. И до сих пор воз ни с места, и жюри в полном отчаянии.

— Совершенно верно. Ну, а ваше мнение?

Жозэ развел руками.

— А какое у меня может быть мнение? Дубуа оторвал себе Гонкуровскую премию. Где же Дубуа? Кто такой Дубуа? Я знаю не больше вашего. А вдруг это злая шутка… Ведь все возможно…

— Да нет, едва ли кто-нибудь из наших литераторов, написав гениальное произведение, решит остаться анонимом. Нет, это отпадает.

— Кто знает? Редко, правда, но встречаются и среди писателей скромные люди.

У Жозэ загорелись глаза. Усталость с его лица как рукой сняло. Бари дружески хлопнул его по спине.

— Я же вам говорил, это дельце для вас.

— Нет, нет, вы не правы. Моя область — увы! преступление, в бутылке чернил…

— Ну вот, бутылка с чернилами уже есть…

Жозэ встал, бросил на стол кипу газет, которая лежала у него на коленях. Он был небольшого роста, и широкий серый плащ неуклюже сидел на нем.

— Любопытно было бы познакомиться… — Помолчав, Жозэ продолжал: — Любопытно было бы познакомиться с этим романом.

— Конечно, — ответил Бари. — Я и просил д'Аржана поподробнее все разузнать. Но господа из жюри, кажется, не желают ничего сообщать. От издателей отбою нет, но всем отказывают. Ждут лауреата. А я сказал д'Аржану: «Слушайте, старина, выкручивайтесь, как знаете, но вы должны пролистать рукопись и завтра дать нашим читателям полный обзор… Надеюсь, что…»

Телефонный звонок прервал редактора.

— Алло! — сказал Бари. — Алло! Да, это я… Добрый вечер… Ах так… Неужели? Очень хорошо. Великолепно… Я был уверен… Он согласился? Ну конечно, он не мог отказать… Что? Естественно… Жаль… Больше ничего? Вы измотались? Старик Симони взбешен? Да, как можно больше всяких подробностей. Вот именно. Гоните строки. Что? Фотомонтаж со стариком Симони на фоне черного силуэта? Великолепная идея! И можно дать такую подпись: «Мосье Симони, прославленный автор сборника «Цветы тени», в обществе неизвестного лауреата…» В десять часов? Идет, в десять так в десять. Я еще не смог связаться с Морелли. Попробую сейчас. До свидания. Вот именно. Спасибо. Вам тоже…