— Не знаешь, что это такое, а попробовать все-таки не прочь. Это капустный суп, парень. Настоящий, а не из банки или там из пакета. Из собственной моей капусты варено. Из ранней, сорта «скороспелый бакалан», вот как капуста эта зовется, но чтобы ты про такую слышал, я в жизнь не поверю. Не представляю я тебя на огороде с твоим ящиком и тарелкой, разве что ты слизняков усыпишь, как ты того, старого негодника, в сон вогнал.

При этом воспоминании он опять развеселился. Потом захлопотал, зажег спиртовку, поставил на огонь кастрюлю, вынул из буфета белую мисочку с синими разводами — такие мисочки в свое время пользовались большим спросом в Бурбонне, — положил рядом с ней ложку, а тем временем Диковина с нескрываемым интересом следил за действиями хозяина. Глод заметил его любопытный взгляд и хихикнул.

— Видать, там на вашей Большой Медведице вы не жирно кушаете, раз ты глазищи выпучил, когда тебе две ложки супу разогревают. А может, ты удивляешься, что не баба по хозяйству возится, а мужик. Что поделаешь, если моя уже давно в земле лежит, мне ведь не обязательно мчаться за ней следом. Я не так уж и спешу. Чем позже она меня увидит, тем лучше.

Он нарезал хлеб и бросил несколько ломтей в мисочку, что окончательно сразило гостя.

— Тоже мне, чурбаки, — от души веселился Глод. — Куска хлеба в глаза не видели. Если ты, Диковина, пригласишь меня к себе позавтракать, будь уверен, я к тебе вовек не приду. Кушай на здоровье!

Диковина явно оживился, что-то длинно закудахтал, зажав хлебную корку в пальцах. Ратинье прервал его:

— Не надрывайся зря! Все одинаковые. Когда один слово «дерьмо» говорит, другому «окорок» слышится.

Суп закипел. Глод потушил спиртовку, снял кастрюлю с огня, залил горячим супом куски хлеба.

— Не набрасывайся сразу, пусть хлеб немножко соку наберется. Все-то тебе, канибалу, объяснять приходится.

Он свернул сигарету, закурил, чиркнув своей зажигалкой, работавшей на мазуте. Увидев, что из ноздрей Глода повалил дым, Диковина испуганно вскочил со стула. А Глод так и зашелся от смеха.

— Ты небось думал, что я взорвусь! Ей-богу, с этим клоуном не соскучишься. Когда я звук какой издам, он невесть откуда мчится. Когда курю, он, видите ли, пугается. Ну, милок, приступай к делу!

Он указал Диковине на мисочку, а тот, ошеломленный, переводил глаза то на суп, то на Глода, то опять на суп. Этого Ратинье уже не мог выдержать, он заворчал:

— Да он и есть-то не умеет! Еще показывай ему что к чему. В ихних колониях, видать, одну мерзятину жрут. Да ты настоящий дикарь, разнесчастная твоя башка. Кстати, заметь, видик у тебя не очень-то блестящий. Кожа чисто как резина. Тут любой, не только доктор, тебе скажет, что твой организм нуждается в красных кровяных шариках, в красном вине то есть. Ох, Диковина! А ну! Смотри, как я делаю.

Он вооружился ложкой, зачерпнул супа, поднес ко рту, подул и проглотил. Затем протянул ложку Диковине, который неуклюже ухватил ее.

— Понял, дурья голова? Я чистой ложки тебе не дам, небось я не чесоточный какой-нибудь.

Диковина покорно зачерпнул ложку супа, но вместо того, чтобы отправить его в рот, долго принюхивался. Глод даже обозлился.

— Да чтоб тебя разорвало, это же не навоз! Глотай живее! Да глотай же ты!

Но и марсианин получил, видимо, хорошее воспитание и прибыл на Землю из вполне цивилизованной галактики. Подчиняясь Глоду, он поднес ложку к губам, втянул в себя жидкость, но, прежде чем проглотить, долго еще причмокивал языком, стараясь хорошенько распробовать, и только после этих манипуляций сдался и проглотил суп. В первое мгновение его словно ошарашило.

— Следующую! — подбадривал его Глод.

Гость повиновался, он со все возрастающим удивлением приглядывался к землянину, потом зачерпнул третью, а там и четвертую ложку. Перед кусочком свиного сала, попавшегося в супе, он призадумался. При виде капусты пришел в замешательство. А попробовав хлеб, и вовсе растерялся. Но есть продолжал, то и дело бросая вопросительные взгляды на Ратинье, который, войдя в раж, поощрял гостя:

— Теперь совсем хорошо, парень! Слава богу, не приходится приговаривать: съешь-ка, мол, ложечку, за солнышко, еще ложечку за луну, ты из этого возраста уже вышел!

Так, ложка за ложкой, Диковина, отбросив прочь сомнения, очистил всю мисочку. Глод торжествовал:

— Браво, новобранец! Хоть в дорогу подкрепился. От моего супа небось глисты у тебя не заведутся!

Не шевелясь, Диковина смотрел неподвижным взглядом прямо перед собой и, казалось, мучительно о чем-то размышлял. Наконец Глод подметил, что по губам гостя пробежало что-то, и это что-то не могло быть ничем иным, как зародышем, зачином, наброском улыбки. Вскоре он убедился, что не ошибся: Диковина действительно вроде как бы улыбался, губы его морщила полуулыбка, и Глоду померещилось, будто он присутствует при рождении какого-то нового человека.

Он потер руки, он был горд, что сумел вдолбить в голову варвара зачатки цивилизации.

— Так вот, значит, как, браток! Скажем прямо, с тех пор как ты здесь, у нас, впервые у тебя довольный вид! Капустный суп, он весь до самой кочерыжки дух дает, когда он у тебя в кишках переливается, всему организму радость. Телесам хорошо, в голове и то приятность чувствуется. Знаешь, я тебе что скажу: человек лучше становится. Выхлебаешь целую миску, и, когда у тебя полно брюхо супа, даже в ноги он ударяет, ходить легче.