Я тоже немного поел, хотя из-за пережитого волнения кусок в горло не лез.

— Так значит, ты из Югакуре? — я прервал наше затянувшееся молчание. — Кстати, сколько я тебе должен за лечение учителя?

Гинко густо покраснела, и её бронзовое от загара лицо приобрело необычный цвет.

— Я почти ничего не сделала… Я плохой ирьёнин, я совсем слабая… — неожиданно она разревелась.

— Эй, ты чего, Гинко-чан? — я вытащил пару салфеток из салфетницы и подал их девушке. Она вытерла глаза.

— Не надо мне денег за лечение твоего учителя, — шмыгнула она носом.

Я посмотрел на её довольно старую одежду и общий болезненный вид, словно она долгое время голодает.

— Почему ты не хочешь брать денег?

— У меня их всё равно отнимут, так что не стоит тратиться, ты меня накормил, это уже хорошо, — с какой-то тоской и обречённостью сказала девушка.

— Кто у тебя отнимет деньги? Ты же их заработала! К тому же Югакуре сейчас нет! — возмутился я, имея в виду, что обычно все миссии проходят через администрацию деревни и зарплата исполнителей составляет около сорока процентов от суммы контракта. Остальное идёт на нужды деревни, в идеале на содержание армии и Академии, но сейчас, после истории с деньгами Саске, мне кажется, что большинство средств расходуется на содержание самой администрации.

— Я… Я всем должна… в своей бывшей деревне, — сбивчиво начала объяснять Гинко. — Ты прав, Югакуре сейчас не существует, как скрытой деревни. Большинство шиноби либо ушло из селения, либо было убито… моим братом. Те немногие, кто выжил, и их родственники обвинили меня во всём, и теперь я должна всей деревне, я стала всеобщей рабыней. Все деньги, что я зарабатываю, как медик, у меня забирают, а ещё… — она снова спрятала лицо в ладонях.

— Почему ты не уйдёшь? Не сбежишь? — спросил я, подавая ещё салфеток.

— Я очень слабая. Меня всё равно найдут, я… один раз пробовала убежать, но меня почти сразу поймали и побили. Я даже хотела найти своего брата, пусть лучше он убьёт меня, чем… Тогда, когда он обезумел и стал убивать в деревне всех шиноби, кто по его мнению предал Югакуре, он не нашёл меня. Хотя, может, он просто забыл, что у него есть такая никчёмная сестра, которая даже кунай бросить точно не может… — горько закончила она.

— Гинко-чан! — вдруг где-то в коридоре гостиницы послышались женские вопли. — Где ты, несносная девчонка?!

— Это за мной, — вся сжалась девушка. — Тётушка Даи-сан, она ищет меня…

Я вышел в коридор и чуть не столкнулся с толстой тёткой, у той было широкое мясистое лицо с заплывавшими глазками и двумя подбородками. Невольно подумалось, что эта «тётушка», наверное, и объедает бедную сироту, которая вдруг стала рабой остатков деревни.

Она неприязненно окинула меня взглядом.

— Шиноби… — принюхалась и заявила. — Я знаю, что она там. Пусть выходит.

Я понял, что тётка оказалась не так проста, она была сенсором или обладала чувствительным обонянием наподобие этого долбоёба Кибы.

Такие типы понимают только позицию силы, как шавки, что лают на тебя, пока ты не покажешь свой оскал.

Я сделал лицо кирпичом (благо у меня было, у кого поучиться) и, сделав бешеные глаза, презрительно выдал:

— Ещё вякнешь, и я тебя убью. Ирьёнин будет здесь. Мой друг тяжело ранен. Уходи.

Минимум слов, максимум информации, и ещё представлять, как вырываю из этой туши кишки, наматывая на кулак, а её красная кровь течёт по моим рукам и пачкает паркет в коридоре… Тётка попятилась.

— Простите, господин, — затараторила она, мелко кланяясь, — я просто думала, что девчонка достаёт Вас или еду клянчит. А ежели при деле она, то ладно. А Вы заплатите ей за лечение-то?

— Заплачу, когда мой друг выздоровеет. А если умрёт, то и она умрёт, — ответил я, с интересом размышляя, что будет, если выполнить призыв жабы на теле этой «тётушки», её раздавит или разорвёт.

— Тогда я пойду? — бочком, бочком она, несмотря на тучность, быстро ретировалась.

Я вернулся в номер.

Гинко сидела на стуле, поджав колени к подбородку, и со страхом посмотрела на меня.