— Я хочу домой, пожалуйста, отпустите меня домой, я хочу к маме и папе, я так устал, — просился Саске в бреду. И мы с Итачи уговаривали его остаться. Что здесь Саске будет лучше, что мы не сможем без него, а он плакал и хотел уйти, потом просил его убить, просил его отпустить обратно в Чистый мир.

Это было очень тяжело.

В конце восьмого часа, уже ночью, у него снова началась истерика:

— Кровь… дайте мне кровь… Итачи, убей всех, я хочу крови, ха-ха-ха… Убей всех, ты же можешь, братик, убей всех ради меня, — на Итачи было страшно взглянуть, кажется, за эти восемь часов он постарел лет на десять.

— Я люблю кровь и отрубленные руки… я собираю коллекцию, — продолжал метаться Саске.

— Саске, прекрати! — стал тормошить его я. — Успокойся! Итачи больно.

— Итачи, братик… люблю… ты такой красивый, Наруто… и Итачи такой красивый… Не уходите от меня, не бросайте. Я не буду… пожалуйста, простите, простите меня… — я успокаивающе обнял его, поглаживая по спине, как в детстве, когда позволял использовать себя вместо плюшевого мишки, и Саске наконец затих, уснув.

* * *

Саске не просыпался после случившегося ещё трое суток. Мы с Итачи дежурили возле его постели по очереди, точнее я заставлял поспать старшего Учиха хотя бы немного и обещал тут же разбудить, когда Саске проснётся. Впрочем, через час моих бдений у кровати Саске Итачи выгонял меня из комнаты своего братца, упорно ожидая, пока тот очнётся.

Утром четвёртого дня, после того, как мой друг впал в беспамятство, меня разбудила какая-то возня на животе.

Открыв глаза, я встретился с ясным, голубым, как весеннее небо, взглядом Евы. Странным таким взглядом. Умилительным. Она, по-моему, до этого так могла посмотреть только на тентакли, причём, если бы они были у Курамы, который бы держал в одной руке печеньку, а в другой кусок прожаренного кабанчика (это была какая-то странная фишка в последнее время у нашей лисички).

Может, у неё тоже случилось что-то вроде эмоционального выброса, как у Саске?

— Ах… — глубоко вздохнула лисица, откровенно пялясь на меня.

— Ева…

— Молчи, — мой рот заткнули мохнатой ладошкой. — Дай я полюбуюсь на тебя.

— Но…

— Тс-с-с! — голубые глаза продолжали изучать моё лицо.

— А… — хотел спросить, очнулся ли Саске, но коварная лиса начала вылизывать мои щёки.

Я подхватил её под передние лапы, отрывая от себя.

— Ты чего лижешься?

— Ты мне нравишься, Наруто, — безапелляционно сообщила многохвостая Саске.

— Меня Хината заревнует, — со смешком выдал я. — Она же моя девушка, а не ты.

Совершенно для меня неожиданно от моих слов Ева сильно расстроилась, у неё реально потекли слёзы. Не знал, что лисы могут плакать. Да ещё так… навзрыд.

Ещё полчаса я её утешал, гладил и обещал раздобыть кабанчика, которого я попрошу Итачи зажарить огненным дзюцу. Только на такого кабанчика Ева в конце концов согласилась и перестала плакать. А ещё пришлось несколько раз поцеловать её в носик. И в глазки. И в мохнатые щёчки. В общем, чтобы прекратить эту истерику, я уже был готов даже под хвосты её поцеловать, но обошлось.

Ева ушла в мой внутренний мир, чтобы пообщаться с Курамой, а я с гулко бьющимся сердцем направился к комнате Саске.

Оттуда мне навстречу вышли Хаширама с бабулькой Цунаде, которые тихо, шёпотом переговаривались или, скорее, переругивались.

— Саске проснулся? Как он? — тоже шёпотом спросил я. Цунаде, чем-то расстроенная, прошла мимо, бросив на деда короткий злой взгляд.

— Он проснулся. Но у него эмоциональная буря, — Хаширама посмотрел в спину внучке и ухмыльнулся. — Сейчас Саске переживает острую любовь ко всему живому.