Справедливость требует, чтобы у нас были наилучшие отношения со всеми бывшими республиками без исключения – хотя бы в память о времени, проведенном под общей государственной крышей, об общих жертвах военного времени, о миллионах спасшихся благодаря тому, что было куда эвакуироваться, а до того спасшихся в голодные годы, когда, к примеру, изрядная часть Поволжья устремилась в Ташкент – город хлебный и в другие подобные края. В память о местах, куда ездили отдыхать, где проходили армейскую службу, оставили девушек и друзей. Я уж не говорю про тех, кто там родился, оставил одноклассников, родственников и дорогие могилы. Особые отношения необходимы (и они установятся!) даже просто по причине сохраняющейся высокой степени нашего взаимного сращивания.

Чем опасно пораженчество? Тем, что оно подрывает дух нации. Когда дух нации низок, она подобна организму с разрушенной сопротивляемостью. Когда он высок, никакие трудности не страшны, любые цели достижимы. Пораженчество – источник мгновенного доверия к любой дурной новости, к фальшивой статистике о России, к поддельным цитатам из Даллеса, Тэтчер, Клинтона, к фиглярским рейтингам, отводящим России места всегда ниже сотого, к трусливым прогнозам и убогим рекомендациям – все это накатывается на нас волнами из загадочных просторов Интернета. Именно пораженчество – глубинная причина крайней злобности тех, кто задает тон в Сети. Пораженчество – тяжкий недуг. По сравнению с ним остальные наши беды – просто мелкие затруднения.

Оппозиция отлично видит, хотя и не сознается в этом, что Россия никогда в своей истории не жила так хорошо, как сейчас. Конечно, благоприобретения девяностых и «нулевых» распределились неравномерно, есть группы населения, живущие хуже, чем при «развитом социализме». В процентном отношении они не выглядят многочисленными, но, если вспомнить «вес» каждого процента, эти группы охватывают, к сожалению, миллионы людей. Не менее досадно то, что у нас гораздо больше тех, кто стал жить объективно лучше, но убежден в обратном.

Сладкая и натужно бодрая советская пропаганда твердила, что мы живем замечательно, и миллионы людей (хорошо, если не половина населения) вопреки убожеству своего существования в это верили. В новой России даже в принадлежащих государству СМИ подобный тон отсутствует. Более того, эти СМИ часто вносят нотку пессимизма. Что уж говорить о негосударственных, оппозиционных и прочих альтернативных источниках информации! Они сплошь и рядом твердят, что наша жизнь ужасна, или пугают аудиторию убийственными заголовками, преимущественно ложными. И множество людей с готовностью соглашаются: «У меня лично дела неплохи, но до чего страну довели! Все катится под откос, идет к краху, распилено, разваливается, дичает, необратимо деградирует, с каждым днем только хуже (нужное подчеркнуть)». Социология успокаивает: эти люди у нас отнюдь не в большинстве. Пусть так, но у них громкий голос.

Утешает следующее: даже те, кто всерьез верит вздору, вряд ли бы согласились вернуться в брежневское болото. Большинство наших сограждан стали собственниками недвижимости, а уже одно это сильно влияет на мотивацию.

Значительную часть пожилых людей раздирают противоречивые чувства. Устройство жизни стало заметно сложнее, и это мало кому нравится. Слишком для многих память о советских временах милосердно расцвечена красками их молодой жизни, а день сегодняшний они видят сквозь мрачные очки старости. Кто-то лазил по водосточной трубе в женское общежитие, а теперь не может вспомнить зачем.

С 1999 года средняя зарплата выросла в 14 раз (с 2 329 руб. до 32 611), средняя пенсия – в 18 (с 702 руб. до 12 464), но запросы людей растут куда быстрее. Реальные доходы не поспевают за реальными соблазнами, ожидания не сбываются или сбываются с невыносимым запозданием, досуга все меньше, а трудоголиков все больше. Всеобщего равенства в бедности, о котором подсознательно скучают многие пенсионеры, давно нет и, надеемся, не будет.

Средняя заработная плата в России, руб.

Наша новая жизнь отнюдь не была нам гарантирована, мы могли провалиться, как Молдавия, Грузия или Армения. В конце 90-х в российских газетах можно было наткнуться, например, на такие, полные отчаяния строки (подлинные): «Нынешняя власть за какие-нибудь 5–6 лет, ограбив народ и разорив страну, еще и наделала таких огромных долгов, что народу России не выплатить их за весь XXI век. За эти долги придется отдать иностранцам рудные, угольные, нефтяные, газовые и другие недра страны. Выход из этой ситуации может быть лишь один – полный отказ от уплаты иностранных долгов, которые от имени России сделали нынешние правители-временщики. Но отказаться от этих долгов (как в 1917 году отказались от царских) могли бы только большевики, а их давно уже нет…» Кто сейчас помнит о подобных ламентациях? На государстве сколько-нибудь ощутимые долги не висят уже давно, но что-то не было никаких благодарственных молебнов по поводу чудесного избавления от опасности потери недр. Похоже, никто и не вспомнил, что такая опасность была (если была). Что же касается долгов частного бизнеса, который привык кредитоваться за рубежом из-за более низких, чем дома, процентов, эти долги – явление достаточно рядовое, да и государство не раз помогало бизнесу, слишком погрязшему в долгах такого рода.

Главная из заслуг Владимира Путина на президентском посту – повышение управляемости трудноуправляемой страны. Мы часто слышим и читаем, что все зло нашей внутренней жизни – от «властной вертикали» (или «диктатуры», это слово встречается не только в пламенной публицистике, но даже у аналитиков), которую выстроил «путинский режим». Если бы! «Властная вертикаль» прискорбно мало властна. Сигнал, спускаясь по пресловутой вертикали вниз, сплошь и рядом гаснет либо искажается в соответствии с личным интересом «исполнителей», но вылетают они за это со своих должностей пока, увы, слишком редко. И даже с этой оговоркой нельзя не видеть: управляемость страны повысилась.