– Конвой тоже свободен, – уставившись на Крыльницкого, не понимая, с кем разговаривает, сказал Вадим.

Был он в своем строгом сером костюме, поэтому милиционер, стреляя глазами в сторону Антона Павловича, пытался понять – заломить зампрокурору руки или последовать его совету. В любом случае он помнил приказ, а он гласил: от судьи – ни на шаг.

– Это свои люди, Вадим Андреевич. – От постоянных усмешек вдоль щек судьи пролегли красные морщины, и весь его вид говорил о том, что он не перестает удивляться парадоксам жизни.

Пащенко очень хотелось спросить, с каких пор сержанты ППС стали для них своими, но вместо этого подбросил на ладони ключи от служебной «Волги» и подмигнул Алисе. Та смутилась, подхватила со стола пухлое дело и покинула кабинет.

– Судя по звукам, которые я услышал из раскрывшейся двери, доказать самооборону защите не удалось.

– Имело место изнасилование. – Струге вздохнул и бросил плечи вниз так резко, что Вадим почувствовал усталость друга даже на расстоянии. – И это удалось доказать прокуратуре.

– Что происходит-то, Антон… – покосившись на Крыльницкого, он добавил: – Палыч? Меня Старик по делам отправил, и раз уж получилось так, что я освободился на пару часов раньше…

Дойдя в своем рассказе до того места, где он проснулся от телефонного звонка, Струге прервался и повернулся к милиционеру:

– Егор, иди-ка погуляй в коридоре.

Секунду подумав, что привело Пащенко в состояние, среднее между гневом и изумлением, младший сержант резко выпрямился, дошагал до двери и плотно прикрыл ее за собой.

– На сотню спорю – сейчас стоит в коридоре и следит за руками всех мимо идущих.

– Хороший телохранитель следит не за руками, а за глазами, – сказал Вадим Андреевич. – Почему за руками?

– В них должен быть топор.

Окончание рассказа заняло еще десять минут.

– …таким образом, мне все это порядком надоело, – заявил в конце Струге. – И эти двое стражей, и узколобие Николаева, и его мнимая забота.

– Ну, почему мнимая? – пожевал губами, вставляя в них сигарету, зампрокурора. – Николаев молодец.

– И ты туда же? – с безразличием в голосе пробубнил Струге. – Вадик, нам с тобой по сорок лет. Здоровые, крепкие, и не только на вид, мужики! Ты сам подумай, Вадим Андреевич, – если кому-то понадобится меня угробить, неужели он этого не сделает? А эти двое в форме только заставляют его быть осторожнее и изощреннее в выборе способов.

Оборвав себя на полуслове, Антон чертыхнулся.

– Черт побери, о чем это я говорю? Ты видел Кургузова?! Ты не видел Кургузова. Он сам себя боится. Только не надо говорить мне, что зона закаляет и воспитывает. Если этого покушенца там не отхарили, то только потому, что боялись его смерти. Слава богу, Алиса-девочка не слышит моих слов…

– Что-то на полярные восклицания тебя, брат, потянуло, – всерьез заметил Пащенко. – То беса упомянешь, то всевышнего.

– Тебе не понять. – Струге жестом попросил сигарету. – У тебя нет телохранителей.

Уведя разговор в сторону, хитроумный Пащенко смял тему и через пару минут, когда Антон успокоился, снова к ней вернулся. Только теперь, не желая месить в общую кучу догадки и факты, он развел проблемы.

– Нужно посмотреть дело Кургузова восьмилетней давности.

– У меня такое впечатление, что я слышу эхо параноидальных идей Николаева.

– Не спеши, – осадил судью жестом Пащенко. – Ты когда домой собираешься?

– Сейчас, Алиса вернется… Минут через десять.

– Вот и чудно. – Сунув сигарету в пепельницу, зампрокурора подбросил на руке ключи. – Дома и побеседуем… Охрана!!

– Проверка готовности, – объяснил он влетевшему в кабинет Крыльницкому. – Перед крыльцом «Волга», на номере три четверки. Разогреть сумеешь? Да брось ты – «ни на шаг»… Пока я здесь – вы оба живы.

Между тем осторожность Крыльницкого была лишь слабым проявлением воли по сравнению с тем, как выполнял поставленную задачу Звонарев.

Оставив милиционеров в большой комнате, где они могли наслаждаться свежими новостями с тридцатидюймового экрана телевизора четы Струге, Пащенко, Антон Павлович и весело щебечущая Саша устроились в просторной кухне.

– Вы знаете, я никогда еще не чувствовала вокруг себя такой заботы! – смеялась женщина. – Славный малый Глеб предоставил мне возможность понять, что такое настоящий конвой. И теперь я понимаю слова Антона, когда он говорит о Кургузове как о «расконвоированном» зэке. Боже, какой кайф, наверное, сейчас испытывает этот бывший заключенный! Глеб ходил за мной по всему банку, сидел под дверями управлющего, караулил около туалета и даже сопротивлялся собственному анабиозу в тот момент, когда я работала на компьютере, а он от нечего делать листал финансовый отчет. Не знаю, как Струге, а я поняла одно. С такой охраной невозможен даже суицид. За Глебом, как за стеной. А Егор больше Глеба. Вот потому я, Вадим, за Антона совершенно спокойна.