И все-таки, кто же будет рисовать?

Эдвардс придвинул большую тележку с краской.

— Какие цвета тебе нужны, Билли?

Кевин знал, что должен сыграть свою роль. Он сложил в тележку банки с голубой, зеленой и белой акриловыми красками, а также горсть кистей и щеток. Тот, кто займется росписью, должен появиться в пятне!

— Это все?

Кевин пожал плечами:

— Пока что да.

Эдвардс отвел его по коридору до комнаты свиданий корпуса № 3.

— С чего ты начнешь? — спросил Эдвардс.

— Эй, мне нужно сконцентрироваться, окей?

Кевин рассчитывал на то, что если он выиграет немного времени, то появится один из художников и возьмется за рисование.

Он закрыл глаза и стал ждать.

Когда Аллен посмотрел на материал для рисования и стены комнаты свиданий, он вспомнил встречу с терапевтической командой, на которой он согласился применить свой талант для «украшения учреждения» в обмен на разрешение выходить из корпуса в течение дня.

Он снимал крышку с банки белой краски, когда Эдвардс спросил его:

— А где эскиз?

— Какой эскиз?

— Мне нужно увидеть эскиз того, что ты нарисуешь.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что нам это подходит.

Аллен заморгал глазами.

— Подходит для чего?

— Ну, понимаете, мы хотим быть уверенными, что ваша живопись будет… Эээ… Приятной. Не такой, как некоторые странные вещи, нарисованные на стене вашей комнаты.

— Вы хотите сказать, что должны утвердить эскиз того, что я собираюсь написать, прежде чем я начну работу?

Эдвардс кивнул головой.

— Но это же цензура! — возмутился Аллен.

Двое работников технического персонала перестали водить тряпками по полу и обернулись.

— Это государственная организация — негромко ответил ему Эдвардс — Мы нанимаем тебя для того, чтобы расписать стены. За результат отвечаю я. Например, мы не можем разрешить изображать людей.

— Никаких людей?!

Надежды Аллена рухнули. Не мог же он рассказать Эдварду, что не рисует ничего, кроме тел и портретов.

— Администрация боится, что ты нарисуешь реального человека, а это может нарушить его право на неприкосновенность личных данных. Нарисуй нам лучше красивый пейзаж.

И этот мужлан будет указывать Рафаэлю, имеет он право изображать людей или нет?! С сожалением Аллен понял, что он должен позволить Томми сделать эту работу.

— У Вас есть карандаш и бумага? — спросил он. Эдвардс подал ему пачку бумаги для рисования.

Аллен некоторое время просидел за столом с карандашом в руках. Он начал рисовать пейзаж — чего раньше никогда не делал. Он рассчитывал, что это вызовет любопытство Томми, и тот возьмется за рисунок. Аллен насвистывал, поглощенный рисованием, и надеялся, что Эдвардс не заметит, как трудно ему дается эта внешняя невозмутимость.

Перед тем, как покинуть пятно, Аллен написал на листе:

«Нарисуй что-нибудь приятное на стене корпуса № 3. Примерно три метра в высоту и полтора в длину».

Луч прожектора упал на Томми без предупреждения. Он сразу увидел карандаш в руке и сообщение на листе бумаги, узнал почерк Аллена, и понял, чего тот хотел от него. На этот раз Аллен хотя бы дал ему понять, что происходит.

Учитывая размеры стены, он быстро добавил к наброску Аллена маяк, стоящий на краю скалистого берега. Он был изображен на фоне моря, вместе с чайками, символизирующими свободу. По крайней мере, ЕГО сознание вырвется на свободу, когда он будет рисовать.

— Вот это хорошая идея! — обрадовался Эдвардс.

Томми смешал краски и приступил к работе.

Следующие три дня в 8:30 утра Эдвардс отправлялся искать Кевина, Аллена или Филипа. Большую часть дня в пятне был Томми — пока рисовал. Работа продолжалась до 11 часов — он должен был вернуться в корпус, на перекличку перед обедом. Потом Эдвардс снова провожал его, и Томми продолжал рисовать до трех часов. Когда изображение маяка было завершено, Томми нарисовал двух сов, отдыхающих на ветках деревьев, с луной на заднем плане. Цветовая гамма была тусклой, в основном коричневая и желтая охра.

На противоположной стене появился впечатляющий пейзаж, размером четыре на одиннадцать метров, в котором господствовали осенние цвета: золотые и красные. Олень остановился возле старого сарая. Петляющая дорожка и стая диких уток над сосновым бором.

Около входа в корпус № 3 Томми нарисовал изображение, из-за которого, проходящему через дверь, кажется, будто он идет по сельскому мосту, за которым черно-серые сараи переходят в другие изображения, создавая непрерывную панораму.

Каждый день, когда Миллиган заходил в комнату свиданий, пациенты, сидевшие там, улыбались и махали ему руками.