Рядом кричит пара детей, играя в салки и бегая вокруг своих матерей, при этом толкая коляску с еще одним малышом.

Я направляюсь к кафе в северной части парка, но не останавливаюсь. Лав Парк как раз через дорогу. Наше с Сойером место для первого свидания в Рождественской деревне. Конечно, рождественские украшения и киоски давно убрали. Но это не останавливает меня от прогулки по парку и воспоминаний о каждой детали того вечера, включая то, как все закончилось.

Знаки гласят, что парк вскоре закроется для обновления, и я гадаю, что станет со скульптурой Любви, в честь которой неофициально и назван этот парк. Я шагаю в сторону скульптуры, виляя среди туристов и местных, желающих сделать селфи с символом данного места. Мы с Сойером тоже сделали такое однажды. Он поставил снимок на заставку экрана своего телефона.

Он – мой.

И я верну его.

Я пересекаю бульвар Джона Ф. Кеннеди, направляясь обратно к жилой башне Ритц-Карлтона. Мне нужно просто постучать в его дверь. Я войду в здание, вызову лифт и постучу в его дверь. И если он не ответит, я впущу себя сама. Сяду на его диван и подожду, пока он придет домой, сколько бы на это не потребовалось времени. Я заставлю его рассказать, что, черт побери, происходит. Он признает, что идиот, мы займемся сексом, и весь этот глупый разрыв будет закончен.

Легкотня.

Я иду вдоль пятнадцатой улицы, пока не дохожу до Маркет Стрит, а затем мчусь вдоль парка Дилворт. Я могла бы срезать через парк. Что и делаю, но замечаю его на другом конце.

Он стоит на северной стороне лужайки, одну ногу поставив на бордюр, отделяющий газон от асфальта, покрывающего остальную часть парка. Его руки в карманах, локти согнуты. И кажется, он наблюдает за чем-то, просто стоя там. Так странно. Мои ноги дрожат. Я не готова столкнуться с ним здесь на улице. Так что я останавливаюсь и с мгновение наблюдаю за ним, все еще не понимая, что же он делает.

Сойер вынимает одну руку из кармана и трет лоб, его лицо напряжено, словно у него болит голова. О мой бог. Возможно, он болен. Он тер лоб и на свой день рождения. И в офисе, когда порвал со мной. Вероятно, он реально болен и не хочет втягивать меня в это. Идиот. Я бы прошла вместе с ним через что угодно.

Но тут к нему подходит миниатюрная блондинка на несколько лет старше меня. Она одета в джинсы и сапоги на плоской подошве и со шнурками. Ее волосы стянуты в хвост на затылке, а сверху на ней светлая зимняя куртка на молнии. Он смотрит на нее, и черты его лица проясняются, широкая улыбка заменяет выражение волнения буквально за секунду.

Черт побери.

Мой желудок скручивает, сочетание кофе и чипсов в данный момент ни капли не помогают. Взгляд приклеен к этой сцене, и я почти забываю, что должна держать дистанцию для наблюдения, не говоря уже о том, что в этом месте нет возможности скрыться. Здесь вообще нет ничего подходящего для этой цели. Газон, бетон, полудемонтированный ледяной каток и пара входов в метро, вот и все.

Так что я оказываюсь в затруднительном положении, стоя и глазея посреди парка.

Однако это позволяет мне увидеть, как маленький мальчик с каштановыми волосами мчится мимо блондинки и бросается к Соейру. И так как мне везет, я отлично вижу, как Сойер ловит мальчика и поднимает его на руки, успокаивая и позволяя мне отчетливо услышать слова малыша. Так четко, словно я сижу в кинотеатре.

– Папочка!

Не волнуйтесь. Конечно же мое везение – полная херня. Потому что теперь я ясно вижу выражение лица Сойера. Счастье, благоговение и любовь отражаются в чертах его лица ясно, как день.

Я ничего не выдумываю.

Это не шутка.

Это его ребенок.

Он шагает, разговаривая с малышом. С человеком. Ребенком, о котором я ни разу не слышала ни одного упоминания.

Блондинка догоняет их и наклоняется, чтобы поправить волосы мальчика. От этого движения Сойер поворачивается в моем направлении, и его взгляд останавливается на мне. Это пронзает мой живот, словно удар профессионального боксера.

Я резко разворачиваюсь и направляюсь обратно к пешеходному переходу, но горит зеленый свет для машин, и они быстро несутся мимо. На пару минут я оказываюсь поймана на этой стороне улицы, и это время тянется слишком долго. Так что вместо того, чтобы ждать, я бегу вниз по ступеням, ведущим к метро, которые огорожены стеклянной скульптурой в виде горнолыжного склона с улицы. Я хватаюсь за поручень и мчусь вниз. Вероятно, мне остается около двадцати шагов до того, как исчезну из поля зрения. Сфокусируйся. Один шаг за другим.

– Эверли!

О, теперь он хочет поговорить? Ага, нет.

Я ступаю на нижнюю ступеньку и замираю, сомневаясь, в какую сторону повернуть. Я никогда не использовала метро в Филадельфии до этого. Однако быстро соображаю, в каком направлении движутся пешеходы, и слепо бросаюсь в поток народа, следуя за людьми перед собой. Пока мы не доходим до турникета, и я не осознаю, что у меня нет карточки для транспорта, или чем там нужно проводить через ворота, чтобы окончательно сбежать отсюда. Я останавливаюсь, отчего мужчина врезается в меня сзади и издает звук типа "Уфф".