Шрифт:
— Ах, так! Понятно, — кивает актриса. — Это я смогу прочувствовать.
— Что вам понятно? — подозрительно вопрошает режиссер.
— Что мой мерзавец прошатался где-то всю ночь, — охотно объясняет актриса.
— Доисторический муж, — хрипит режиссер, — с раннего утра охотится, ибо его священный долг — прокормить свое семейство! Это вам понятно?!. Так на чем мы остановились?.. Из леса выходит муж. Он устал. На его мускулистых плечах — убитая косуля, несколько фазанов, куропаток. Конечно, как и положено мужчине, с охоты он возвращается…
— На четвереньках, — сквозь зубы цедит актриса.
— Я говорю не о человекообразной обезьяне, — режиссер не уловил иронии, — о мужчине неолита или позднего каменного века! Он возвращается с добычей, женщина прыгает от радости, а мужчина сдирает с косули шкуру, потом трет палку о палку, чтобы развести огонь, и, поев, отправляется с детьми бортничать, или долбить лодку для рыбной ловли, или шлифовать о камень новый кремневый наконечник для копья, а жена…
— Достаточно, — внезапно перебивает актриса.
— Что такое?
— Я… я вижу, что вы были правы. Эта роль для меня слишком трудна. Я боюсь…
— Не надо сразу падать духом, — снисходительно успокаивает режиссер. — Хотя и нелегко влезть в шкуру первобытной женщины, но если упорно поработать…
— Вы неправильно меня поняли, — спокойно объясняет актриса. — Я боюсь, что после этой роли мне будет слишком трудно влезть в шкуру современной женщины!..
МАГИЯ ЭКРАНА
Когда я зашла к соседям; их квартира тонула в траурном полумраке. Вся семья — отец, мать, двое сыновей-подростков — скорбно сидела в креслах, уставившись безжизненными глазами на внезапно погасший экран. Боль столь великой утраты сковала всем четверым члены, чуть ли не лишила сознания. В комнате веяло холодом поминок.
Я взяла со столика телевизионную программу, дабы узнать, чего лишила их эта ужасная катастрофа. О да! Было из-за чего ломать руки и рвать на себе волосы!
Неужели, неужели, вопрошала я себя, так-таки ничем нельзя помочь этим людям в постигшем их горе? Еще раз взглянула на умолкший и ослепший телевизор, на агонизирующую семью, на свежую программу… Кое-что уже потеряно, и потеряно безвозвратно, например передача о буднях обувщиков и концерт для баяна, — но кое-что еще можно спасти, еще не поздно.
— Минутку! — воскликнула я. — Подождите одну минутку!
Я вихрем умчалась к себе, порылась в шкафу и, как обещала, через минуту вернулась: обнаженные руки, в глубоком вырезе смелого декольте сверкает ожерелье, облако кружев на груди… Уселась перед несчастной семьей на фоне экрана и объявила:
— А теперь, уважаемые телезрители, приглашаем вас послушать последние известия.
Прищурилась, погладила пальцами сверкающие бусины ожерелья и интимно прошептала:
— Японские полицейские…
Грациозно опустила руку. Грудь моя взволнованно вздымалась — вот-вот выскочит из декольте:
— Испробовали все средства…
Тут я улыбнулась — загадочно и своенравно:
— Для борьбы с гангстеризмом…
Зашуршала ресницами — лукаво, зазывающе.
— Который приобрел в Токио угрожающие размеры…
Ноздри мои страстно затрепетали:
— Как и во многих других городах капиталистических стран.
И печально, горько вздохнула. Помолчала. Повернулась к зрителям в профиль — со своей наиболее обворожительной стороны, с той, где локон падает на ухо:
— Ну, а теперь, дорогие телезрители…
В упоении опустила веки:
— Позвольте пожелать вам хорошего отдыха…
Вытянула шею и откинула голову, словно для долгого жгучего поцелуя:
— Спокойной но…
«Чи» унесла оплеуха. Мать и жена колотили меня по чему попало:
— Ах ты кривляка! Бесстыжие твои глаза! Я те покажу, как главу семьи соблазнять! Малолеток развращать?! Вон отсюда! Чтобы духа твоего здесь не было!..
И тут случилось непредвиденное: валтузя меня, хозяйка дома нечаянно трахнула по телевизору. Он вдруг загудел, задрожал и… ожил! Экран загорелся голубым светом, и на нем появилась утопающая в кружевах и локонах дикторша. Она сообщала об очередной передаче и кокетливо бросала зрителям очаровательные, недвусмысленные взгляды. Присутствующие облегченно вздохнули, немедленно забыли про меня и прилипли глазами к экрану.
ЗАРУБЕЖНЫЙ ДЕТЕКТИВ
Детектив обычно начинается с убийства. Труп обнаруживают на улице, в пруду, в кровати, на яхте, в сейфе, в багажнике автомобиля, в печной трубе, в ящике старого комода — где угодно, куда не поленится сунуть его фантазия автора. Если же покойник не найден, один из персонажей романа морщит нос, принюхивается и заявляет другому персонажу:
— Не кажется ли тебе, Тэд, что в доме несет мертвечиной? Сдается мне, кого-то убили. Интересно, кого? Уж не сэра ли Моррисона?