По пути домой он стал сомневаться, не лучше ли было все-таки остаться там вместе с ними, чтобы кто-нибудь не сказал о нем плохого. Его всегда мучали эти опасения, ему думалось, что, если он уходит, люди говорят только о нем и не то, что ему хотелось бы. Как-то однажды, выйдя из кабинета Суру, он остановился у двери и стал подслушивать, не говорят ли о нем. Однако ничего не услышал. Тогда он наклонился к замочной скважине, и в этом положении его застала уборщица. Бэрбуц покраснел до ушей. Боясь, как бы это не стало известно, он написал докладную записку, в которой обвинял уборщицу в проступке, совершенном им самим, — в подслушивании. Женщину перевели куда-то на фабрику. Спустя некоторое время он увидел ее на собрании, она сидела рядом с пожилым рабочим. Бэрбуц не сводил с нее глаз. Она наклонилась к своему соседу и что-то шепнула ему. Бэрбуц, который в этот момент как раз выступал, смутился, запутался, начал заикаться. Он был уверен, что она рассказывает, как застала его подслушивающим у замочной скважины.

После собрания Бэрбуц пошел в отдел кадров и стал чернить ее.

— Это очень опасная женщина, товарищи. Будьте осторожны с нею.

— Ты шутишь, товарищ Бэрбуц. Тетушке Флоаре под шестьдесят, и у нее куча детей. Чем она может быть опасной? Уже лет двадцать, как она овдовела, и примерно столько же лет она в партии. Она работала и у вас в уездном комитете…

— Да, но ее оттуда выгнали.

— За что?

— Я уж не помню, — солгал Бэрбуц. — Но знаю только, за что-то серьезное. Прошу вызвать товарища, который сидел рядом с ней. Я видел, как во время заседания она что-то ему сказала. Мне показалось, что обо мне. Ведь и там, в уездном комитете, она распространяла ложные слухи с членах комитета.

Начальник отдела кадров вызвал товарища, который сидел рядом с тетушкой Флоарей.

— Что сказала тебе тетушка Флоаря во время заседания?

— Сказала, что выдают мыло по талонам. И еще просила, если мне оно не нужно, отдать ей талон, потому что на этой неделе она хочет затеять стирку…

Когда Бэрбуц добрался домой, уже совсем стемнело. Его жена, невысокая плотная-женщина, с маленькими голубыми глазками, помогла ему снять макинтош и заставила сесть к печке.

— Не простудись, Петре… Погода обманчивая… Ты еще куда-нибудь пойдешь?

— Нет.

В семье он был своего рода всемогущим властелином.

— Мирча лег спать?

— Да. — Она подошла к Бэрбуцу, сунула руку в карман передника и спросила, смеясь: — Догадываешься, Петре, что у меня здесь?

— Не знаю. И, кроме того, я тебе уже не раз говорил, что мне надоели эти дурацкие вопросы! И так хватает забот!.. Достаточно того, что мне приходится угадывать, о чем думают люди. Или ты хочешь, чтобы я и дома агитировал? Что у тебя в кармане?.

— На, — рассердившись, она протянула ему клочок бумаги.

— Что это?

— Посмотри. Квитанция за швейную машину. Взнос уплачен.

— Откуда взяла деньги?

— Потому-то я и хотела знать, догадаешься ты или нет. Сегодня приходил один человек, назвался Перчигом, оставил для тебя конверт. На мой вопрос: «Что в конверте?», — улыбнулся: «Господин Бэрбуц знает».

Мне показалось забавным, что он назвал тебя «Господин Бэрбуц». После его ухода я распечатала пакет, и что бы ты думал я там нашла?..

— Опять загадки?

— Деньги.

— Деньги?

— Да.

— Какие деньги?

— Не знаю. Перчиг этот сказал, что ты все знаешь. Вот, посмотри. — Она выдвинула ящик стола и вытащила большой голубой конверт, набитый купюрами по тысяче леев. — Там есть и записка. «С благодарностью, Э. В.».

Бэрбуц вскочил со стула. Взял конверт и заметался по комнате. Он смотрел то на деньги, то на жену, потом опять на конверт.

— Дай мне костюм!..

— Ты же сказал, что никуда не пойдешь.

— Надо идти! Это деньги барона!.. Он хочет меня подкупить!.. Я должен пойти заявить в уездный комитет. Давай скорее костюм!..

Он уже представил себе, как входит в комитет, сидит в кабинете Суру и показывает конверт. Может быть, он застанет там и товарища из Бухареста. Пусть видят, какой он честный… Да-да, надо покончить с этим делом, связанным с Думитриу.

— Но здесь не все деньги… — сказала жена. — Приходил сборщик и потребовал взнос за машину…

— Что?

— Я же сказала тебе.

— Несчастная!

Бэрбуц размахнулся и ударил ее кулаком в лицо. Она отшатнулась, присела, как-то вся обмякла и заплакала.

— Не бей!

Взбешенный, он ударил еще раз.

— Не бей, — едва слышно стонала жена.

Бэрбуц заломил ей руки за спину и наотмашь еще раз ударил по щеке.

— Вот тебе, не будешь совать нос в мои дела.

Она отлетела к стене и сползла на цементный пол.

Бэрбуц взглянул на нее, потом снова сел на скамью у печки и посмотрел на конверт. «Боже мой, за что мне такое наказание? Почему все это случилось со мной? Другие спокойно живут, а у меня все время какие-то заботы, какие-то осложнения».