— Ну, и что бы они сказали? — спросил насмешливо Поп.

— Они сказали бы: «Соберите нас!» — Жиловая выпятил грудь и продолжал — Ты только подумай. Хлопок входит в чесальню, выходит оттуда причесанный, как невеста, а потом лежит и ждет, так как не хватает машин. Так почему же бездействуют восемьдесят станков? — Он потер лоб. — Может быть, их еще больше, ведь трудно сосчитать, сейчас это груда железа. Нужно их смонтировать! Только и всего.

Поп рассмеялся:

— Хорошо, что тебя выбрали в комитет… Ты говоришь так, будто вытянул хорошую Карту… Да, а скажи-ка: когда ты был дома у барона, ты хоть разок открыл рот? А?..

Жилован с досадой посмотрел на него.

— А ну пойдем все к нам обедать, — сказал Трифан, не глядя на них. — Поедим, что найдется. Там и поговорим. Не стоит ссориться на улице.

— Эге, смотри, где скрываются кулаки, — засмеялся Жилован. — Полный амбар хлеба, зарезано пять свиней. Сегодня, верно, будет подан жареный гусь.

— С капустой, — выкрикнул Поп. — С капустой и перцем.

— Нет. Молочный поросенок, — причмокнул губами Жилован.

— Думаю, что вы угадали, братцы. Пошли, а то поздно.

Было только три часа, но солнце уже спряталось за крыши, и на юге медленно заволакивала землю серовато-синеватая завеса. Они прошли мимо общежития для учеников и посмотрели на обгоревшие, разрушенные стены. Бомба попала как раз в угол здания, повредив часть фасада и боковую стенку. Расколотые надвое гипсовые пилястры и украшения по фасаду изрешечены пулями. Лестницы вились в пустоте, словно плющ, их железные перила обгорели и покривились.

— Нужно бы это здание отстроить, — тихо сказал Герасим.

Каждый раз, проходя мимо общежития, он вспоминал о тех девяти учениках, которые нашли свою смерть под обломками. Как будто видел их всех там, на цементном полу в коридоре, куда их положили, перед тем как похоронить.

Трифан жил недалеко от Муреша, на тихой кривой уловке. Дома с балкончиками, и перед каждым небольшой палисадник.

Они остановились у желтых ворот. Трифан, казалось, о чем-то задумался.

— Вот жена твоя расшумится! — шепнул ему Герасим. — Только не осрамитесь.

— Эй, что ты нас держишь на улице? — крикнул Поп. — Или хочешь, чтобы у нас еще больше разыгрался аппетит?

— Входите, входите! — пригласил их Трифан нерешительно. — Собаки у меня нет.

— Не боишься, что тебя обкрадут?

Жена Трифана, услышавшая шаги во дворе, открыла дверь кухни и выглянула. Увидев их всех, она нахмурилась и скрылась, хлопнув дверью.

— Наверное, будет дождь, — сказал Герасим, глядя на небо.

— Иди ты к черту, — набросился на него Трифан. Потом открыл дверь. — Пожалуйста, входите.

Елена стояла к ним спиной и едва слышно ответила на их приветствие. Она еще ниже нагнулась над плитой, на которой клокотала красная эмалированная кастрюля. Рядом, на скамеечке, подпершись кулачком, сидела дочь Трифана, Марта, в вылинявшем ситцевом платье. Она сидела молча, задумавшись, ее никто и не заметил.

— Добрый день, — сказал Герасим, — Трифан пригласил нас пообедать. Он говорит, что…

— Знаешь, — Трифан быстро подошел к жене, — нам надо поговорить о важных вещах.

— Будут есть, что дадут, — вздохнула Елена и недовольно отвернулась к плите.

Они быстро съели тушеную картошку. Мяса не было. Поп громко пыхтел, жадно глотая большие куски мамалыги. Жилован чувствовал себя неловко и удивлялся Герасиму, который держался совсем как дома. Несколько раз он поглядывал на Елену, стараясь угадать, что она думает, но хозяйка все время возилась у плиты и не смотрела на них. Они кончили есть, закурили.

Трифан заметил, что Марта чем-то огорчена. Он встал из-за стола и подошел к ней.

— Что с тобой, доченька? — спросил он шепотом.

Она покраснела.

— Папа… знаешь… вечером в «Савойе» идет хороший фильм. Нели звала меня… но у нее… у нее нет денег на билет.

Трифан вздохнул и порылся в карманах.

— Это очень, очень хороший фильм, — добавила она шепотом, вся зардевшись от смущения. — Играют Тайрон Пауэр и Хамффи Богарт.

— Разрази их обоих господь, — пробормотал Трифан.

— Идите, пожалуйста, в комнату, у меня здесь свои дела, — сказала Елена и показала на гору грязной посуды.

— Нет, мы останемся на кухне, — возразил Трифан. — Ты что? Хочешь, чтобы мы закоптили тебе занавески и чтобы после того, как они уйдут, я выслушивал четырехчасовую литургию? Сидите здесь!