– Что для вас сверхъестественно, то для нас очевидно ...

Уверенность обитателя "смежной" камеры никого уже не удивляла. Злила немного, но это шло от нервов.

– ... соблазн новой жизни вам недоступен. Повседневность потустороннего непонятна,

хотя и в вас теплится вера в вечную жизнь. Без вечные вы, так на Фракене называют вас

Перво землян.

Неуловимо пружинисто и, вместе с тем, чрезвычайно опасно Иллари швырнул Николу Бланшета на крутые ступени, а сам навалился сверху:

– Как понял что мы с Перво земли?!

– Сам ты и сказал,- запавшие коричневато-синие подглазья вновь вернули глазам Николы подростковую непокорность, с тонким кружевным узором лопнувших капилляров.- Франкенштейнами нас только на Перво земле обзывают.

Иллари выпустил Николу из захвата и подошел к трубе, проточной водой начав ополаскивать свое лицо:

– Ты смелый такой от того, что жизнью не дорожишь. Какая она у тебя по счету?- вода, не попавшая на лицо, стекала по локтям небрежно струясь и капала на пол.

– Меня Бог миловал,- Никола поднялся со ступней и стал натягивать слетевший с ноги штиблет.- Только вы меня больше не трогайте, а то ничего не скажу. Новое тело - подарок к которому тебя обязывают. Чужой души в себя до смерти не вставишь, да и после не ты уж это, а другой какой.

Иллари утерся рукавом и отбросив всякую щепетильность пренебрежительно заметил:

– Путано повествуешь, Фрак.

– Как умею,- рассердился Никола и стал накручивать на палец завитки свалявшейся бороды.- И за то спасибо не услышал. А по морде бить все горазды.

Человек заново учился быть свободным позволяя себе обиду. Никола супясь прошел мимо Иллари. Тот мельком глянул ему в след:

– Да кто тебя бил ... ты это ... приходи ...

Никола не ответив нырнул в пропитавшийся сыростью щербатый лаз между трубами и скамьей. И уже через дыру высказался:

– Думаю я погостил у вас достаточно.

Рон подождал немного, пожал плечами и присев, принялся вставлять вывалившиеся камни на прежнее место.

Получалось плохо.

Чем дольше тянулось молчание, тем невыносимей оно становилось. Непримиримый к лжи и оправданиям взгляд Иллари был не глубоким, как и его терпение. Он привычно щурился перебирая глазами светлые волоски на затылке Рона.

Тот тревожно обернулся. Не уверенный но по прежнему быстрый взгляд, как пуля на излете, и последовавший за ним вопрос Иллари:

– Как не прочны догадки, а знание всегда лучше. Скажи сам ... не томи ... что за роль ты избрал себе в этом деле?

Парс через силу усмехнулся и лег на бок. Наблюдал.

Рон нервно зевнул прекратив работу:

– Что вам поведать? От чего Никола рад что ему последние деньки до окончания срока отсидки куковать осталось. Или почему пятнадцатое радовника в календаре черной и красной рамкой обведены. Так вы не глупей меня, догадались что для кого-то этот день становится праздником, чей родственник обретает новую жизнь и несет траур надеющемся напрасно. Я шкурой чувствую что он нам не солгал. И в Норингрим мы до указанного Крейгом срока поспели. Самое время, командир, не вопросы задавать, а объявить нам благодарность ...

Закончить Рону не дали. Входная дверь с ужасающей силой проскрипела, прошаркала наждачными подошвами по вздрагивающим нервам. Узники подобравшись опасливо посмотрели вверх. Воздух в дверном проеме был полон неловкости. Надзиратель- не самая почетная работенка. Не свойственная тюремным стражникам сдержанность, не то робость, одним разом заставили узников запсиховать.

"Пока здешний кайман мокрый - порох надлежит сохранять сухим."

– Они будут пытаться сломать нас друг на друге. Не поддавайтесь ... не позволяйте им ... ,- сквозь стиснутые зубы пробормотал Иллари.

Он верил в то, о чем говорил.

Стражи сошли оползнем. Арестантов резко и грубо рванули, хитро с вывертом заломив руки.

Много палый прилипала

Меня лапал, где попало.

Их вывели, вытолкали на верх, где обитал свет и воздух, и по грубым плитам отконвоировали за угол тюремного блока, не выпустив за оцепление. Надзиратели загодя наклонялись как люди привыкшие ходить под землю. Они сгибались опасаясь низких потолков. Стражи впихнули узников в новый ведущий вниз коридор. Проход разветвлялся и неуклонно уходил в глубину. Космодесантников растащили, развели по разным коридорам. Узкий проход выступал из темноты навстречу кипучему мерцанию фонарей.

Ведя по одному, их не меньше четырех раз находили повод остановить и унизить. Подбирая ключи к замкам на черных решетках и, на это время, упирая заключенных головой в могильную сырость стены, как в вечно плачущее лицо. Стражи не брезговали грязными уловками. Уже глубоко, загнанных под каменную толщу подземных застенков, их вдруг отпустили и тут же заткнули нос и глотку пронзительно едко пахнущей тряпкой ...

Минимализм отношений. А дальше ... условность тишины.

Рон очнулся, но в его голове еще царило безмыслие. Воздух был душный, точно пропотевший и слежавшийся. Комната маленькой как колодец. Не осмысливаемая громада камня над головой.