– Ты знаешь, кто я?
– сурово спросил чемпион.

– Знаю, - спокойно ответил парень.
– В очередь вставай.

– Знаешь, а не уважаешь!
– укорил чемпион.

– Пьяного - не уважаю.

– А если я тебя пополам разорву?

– А если я тебе по шее?

– Да, молодежь пошла...
– огорчился чемпион и стал в очередь из трех человек.

Наблюдавшие за жанровой сценкой Алик и Тимка успокоились и приступая после водки к пиву, вальяжно поменяли позы.

Нога Алика ткнулась под столом во что-то мягкое. Что-то мягкое заворочалось под столом.

– Собака, что-ли?
– удивился Алик.

– Черт его знает. Может и телок, - философски заметил Тимка.

Грязная рука снизу откинула край клеенки. Противоестественное рыло возникло из-под стола.

– Ребятки, - слезно сказало рыло, - оставьте пивка хлебнуть.

Ах, танцы на шоссе! Баянист запрокидывал голову и наяривал вальсы, фокстроты и танго. Наяривал до того однообразно, что трудно было разобрать, где вальс, где фокстрот, где танго. Местные рослые девчата в цветастых и темных пиджаках, открячив зады, трудолюбиво и истово исполняли все танцы. Подружка с подружкой. Мелкие по сравнению с москвичами парни, терпеливо щелкали семечки - ждали своего послетанцевого часа. Каждые три минуты на танцы набегали два ослепительных огня: на Москву мчались молоковозы. Не прекращаясь, танцы сваливались на обочину.

Алик в конце концов затосковал. Потрещав в кармане бумажками, он подозвал Тимку.

– Тима, чайная еще работает?

Ничего-то не надо было объяснять Тимке. Сокращая разговор, он предложил:

– Давай половину, сбегаю.

Алик беспокойно ждал его, когда подошла Ася.

– Александр Иванович, потанцуем!

Они прошлись в прыгающем фокстроте. Ася смотрела на него, как хозяйка.

– Вы на комбинате ужасно серьезный.

Алик ждал Тимку, и поэтому по небрежности ответил невежливо:

– Уж какой есть.

– А здесь простой, веселый, - она не хотела замечать грубости.

– Парень я простой, провинциальный, - пропел Алик, точно попадая в баянистову музыку. Под эту музыку получалось все.

– Уж до того простой, уж до того провинциальный!
– сказала Ася грустно.

– Александр, пошли!
– крикнул Тимка издалека.

– Вы меня извините, Асенька.
– Алик остановился и слегка прижал ее к себе. На миг ощутил ее груди, учуял острый запах волос и захотел, чтобы так было долго.

– Идите, - сказала она.
– Идите. Только не напивайтесь.

Он хотел обидеться, но уже не хотел оставаться. Ничего не сказав, он кинулся в темноту на Тимкин голос.

Они сели у овражка. Снизу несло нежной травяной прелью. Тимка и стакан принес. Алик принял дозу и лег на спину. Тимка звучно принял свою. Алик закрыл и открыл глаза. Звездный небосвод дрожал над ними. Они лежали на траве, и опять для них стала слышна жалобная гармоника, и шум молоковозов, и пронзительные вскрикивания простодушно кокетничающих девчат.

Тимка выпил из горлышка и закашлялся. Откашлявшись, сказал:

– С приветом.
– И утер слезы.
– А теперь - с новыми силами - на танцы. Девки дуньковские - персики! Щипай - не ущипнешь. Лучше лапать. Сэло!..

Они игриво зашагали на звук гармошки. Отработав последний номер, гармонист застегнул гармошку и пошел спать. Стали потихоньку разбредаться и девчата.

– Пошли, пошли!
– Тимка дергал Алика за рукав.
– Вон две курочки потопали! Ничего себе, слово пролетария!

Они догнали курочек, которые топали довольно быстро.

– Разрешите присоединиться. Скучаем, - взял быка за рога Тимка.

Девчата молчали. Тогда он продолжил:

– Мой друг Александр. Большой человек. Хочет жениться.
– Тимка вздохнул и добавил: - Я тоже холостой.

Алик изучал обветренные свежие девчачьи лица. Лица были строги и, по дуньковскому этикету, ничего не выражали.

– Холостая жизнь тяжела, - продолжал Тимка.
– Один в поле не воин. Своя рубашка ближе к телу. А рубашку-то постирать некому и чего другое справить тоже. Девочки, выходите за меня замуж!

Тимка попытался было облапить ближайшую, но отдернул руку, потому что девицы вдруг оглушительно рявкнули частушку:

Цветет в Тбилиси алыча

Не для Лаврентья Палыча,

А для Климент Ефремыча

И Вячеслав Михалыча!

– Тима, я пойду, - попросился Алик.

– Не понимаешь своего счастья, а еще высшее образование имеешь! Нет, весь я не уйду!
– решил Тимка и сделал Алику ручкой! Гремели частушки!

Спать не хотелось, и Алик пошел по деревне. Он шел по шоссе, считая звонкие свои шаги и дошел до окраинного холма, где гулял ветер. Он стоял на ветру, спиной к деревне и слушал далекие частушки, шум деревьев, печальный паровозный крик. Что-то ткнулось ему между лопатками, и сердце оборвалось от ужаса. За спиной стояла Ася. Она была в резиновых тапочках, вот в чем дело. Она протянула ему руки, и он взял их в свои.