– Вица, он деньги отнять хочет!
– проплакал мальчик-старичок.

– Убогого обижаешь!
– осудил капитана прыщавый.

– Иди отсюда, пока я из тебя убогого не сделал, - настойчиво посоветовал ему капитан. И мальчику-старичку:

– Давай проигрыш!

– Вица, убьет!

– Бандюга!
– возликовал прыщавый и слегка толкнул капитана плечом. От неожиданности тот попятился, но тотчас был возвращен на прежнее место: до чрезвычайности похожий на прыщавого, только не прыщавый, был уже за спиной капитана. Тут же их стало четверо. Капитан оглядел их всех и вдруг жестко приказал на отработанном командирском крещендо:

– Солдаты, ко мне!

– Сдрейфил, гад, - выкрикнул прыщавый и ударил. Капитан нырком ушел от удара, одним шагом сблизился с прыщавым и ребром ладони врезал ему по шее. Прыщавый еще мягко усаживался на землю, а капитан, мигом развернувшись, уже был лицом к оставшейся троице. Но троица растворилась в толпе, потому что из толпы пробивались к капитану солдаты. Один. Второй. Третий. Третий - высокий, широкоплечий, с полным бантом ордена Славы, спросил строго:

– Что здесь происходит?

– В три листка играем, - ответил капитан, глядя на то, как мальчик-старичок, склонившись над прыщавым, любопытствовал радостно:

– Больно, Вица, да? Больно?

Прыщавый сидел на земле и ничего не понимал. Подковылял на протезе красномордый Петро - обеспокоенный:

– Ты что шумел, капитан?

– Вещички мои там не уведут?
– капитан нагнулся, поднял оброненного в заварухе бубнового туза, постучал в спину мальчика-старичка пальцем: Гони проигрыш, убогий.

Мальчик-старичок показал обиженное личико:

– Ты его не угадал, ты его у меня из рукава вырвал!

Солдаты захохотали как по команде. Один из них, хохоча, мотал головой, приговаривая:

– Ну, Семеныч, ну, артист!

А высокий добавил, как само собой разумеющееся:

– Деньги-то отдать придется.

Семеныч заплакал и полез за пазуху.

– Откуда ты такой лихой, капитан?
– осведомился высокий.

– Я-то отсюда. А откуда здесь вся эта шелупонь?
– Капитан принял от Семеныча деньги, пересчитал и бережно приложил к своей объемистой пачке. Ну, братки, давайте знакомиться. Капитан Смирнов. Смирнов. Смирнов.

Он жал руки, а в ответ неслось:

– Сергей, Борис, Миша, Петро.

А бедный Вица все сидел на земле.

Рынок редел, когда паренек лет шестнадцати, интеллигентный такой паренек - высокий, худенький, складный - с карточной полбуханкой под мышкой, не глядя по сторонам, решительно пересекал его. В крайнем ряду шумели. Паренек посмотрел туда и увидел серьезно загулявшую компанию капитана Смирнова. Пятеро у прилавка, а меж ними - бутылка, граненые стаканы, морщинистые соленые огурцы. Мешок с семечками одиноко стоял в стороне. Паренек подошел к нему, застенчиво осведомился:

– Почем семечки?

– Двадцать рублей, - не оборачиваясь сказал Петро.

– А полстакана можно?

– Клади червонец и сам насыпай.

Паренек точно отмерил полстакана, высыпал семечки в карман и сказал тихо:

– Саша, пойдем домой.

Капитан Саша поднял рассеяные глаза, лицо его дрогнуло, и, звучно втянув в себя воздух, спросил у паренька, уже зная:

– Алик? Алька?

Паренек всхлипнул и шагнул к Саше. Здоровой правой рукой тот схватил Алькину голову за затылок, с силой прижал к орденоносной груди и затих в ожидании слезы.

– Пусти. Орденами корябаешь.
– Алик вывернулся из-под Сашиной руки и поднял сияющее свое лицо.

– Алик, Алька, - повторил Саша.

– Брат?
– поинтересовался широкоплечий Сергей.

– Друг. Вместе книжки читали, - ответил Саша, и, любовно потрогав Алика за щеку, спросил: - Где покарябал-то?

– Нигде, - грубо ответил Алик, ощущая всеобщее внимание. Свершилось то, чего уже целый месяц жаждала его неспокойная и виноватая мальчишеская душа: к нему, не воевавшему, вернулся старший друг - офицер, герой войны. А этот друг спокойно расположился в компании сегодняшних случайных знакомых и вовсе не спешит встретиться с ним. Конечно, все справедливо: они были там, в грохочащем аду, а какое им дело до щенка, просидевшего все эти годы за ученической партой. Хотелось плакать, но Алик не заплакал.

– Ну, бойцы, расползлись?
– понятливо предложил Сергей. Солдаты стали прощаться. Саша, пожимая руки, напомнил:

– Завтра вечером всех жду, братки. Малокоптевский, два "а", квартира десять.

Все время молчаливо сидевший на соседнем прилавке мальчик-старичок подал голос:

– Отдай мои деньги, Сашок.

Саша сморщился, как от зубной боли, заломил бровь, вытащил свою пачку, отмусолил триста.

– И чтобы я три листка на рынке не видел.

– А в петельку можно?
– почтительно осведомился Семеныч, принимая деньги.