Потом опять гуляли. Гуляли по Житной, прошлись мимо книгофабрики Ханжонкова, мимо кинотеатра "Буревестник". Доходили до метро "Серпуховская". Потом опять возвращались к "Калужской".

Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган не придет. Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.

Андрей жег "Лайф". Он рвал тугую меловую бумагу и по кусочкам жег в пепельнице. Алик сидел на диване и давал советы, потому что буржуйская толстая и сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты была закрыта на ключ, и поэтому Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег "Лайф" и говорил:

– Два года срок немалый. Чего мы добились? Ничего. Редакционные дамочки называют нас мальчиками, а главный - нигилистами. В определении тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему, всем вертят старики, живущие прошлым. Они наверху и всячески стараются задавить все новое, все правдивое, все свежее, чтобы остаться наверху. Пора нам начинать атаку на них.

– Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с заглавием отрежу, а Грейс Келли под стекло положу.
– Алик любовно рассматривал соблазнительный бюст цветной хорошо обнаженной талантливой артистки.

– Алик, тебя тут один товарищ ищет!
– крикнула из-за двери секретарша Маша. Алик пошел открывать.

– Подожди.
– Андрей спешно вытер следы и, получив подтверждение своей мысли в машкином крике, продолжил: - Почему Алик? Почему Андрюша? До каких лет? И какое право имеет Машка обращаться к нам на амикошонское "ты"?

– Готов?
– спросил Алик.

– Готов - Андрей сдул остатки пепла со стекла.
– Открывай.

Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду с остатками льда похмельной слюной и спросил у Владлена:

– Ну и что ты теперь, после демобилизации, собираешься делать?

– Собираюсь с тобой посоветоваться, - ответил Владлен.

– Нашел советчика. Я сам себе не знаю, что посоветовать.

– Другому легче, Алик.

– Пожалуй. Что ж, излагай варианты.

– Предлагаю ГВФ. Курсы годичные, и - вторым пилотом.

– Что думать-то? Твое дело, твоя профессия.

– Надоело.

– Надоело летать?

– И летать. А главное - подчиняться.

– Командовать, значит, хочешь.

– Обосноваться для начала хочу на перспективном месте.

– Пока, - догадался Алик.
– А командовать - потом.

Посмеялись. Владлен глянул на Алика, приступил осторожно:

– А если к вам, в газету?

– Прямо вот так, сразу? А что ты умеешь?

– Во-первых, кое-что умею, публиковался в "Красной звезде". А во-вторых, что я, хуже тебя?

– Не хуже, Владик, не хуже, успокойся. Но ведь кое-какое образование, призвание там, опыт, наконец, не помешали бы, не находишь?

– А-а!
– Владлен презрительно махнул рукой, помолчал, потом вспомнил: - Я, когда тебя искал, к Сане Смирнову заходил. А что, если в милицию?

– Там пахать надо.

– Вот Санятка пусть и пашет, а я сеять буду.

– Разумное, доброе, вечное?
– недобро уточнил Алик.

– Ладно, ладно, не заводись. Если что - поможешь? В университет поступать или куда...

– Если что - помогу. Если смогу.

– Я на тебя надеюсь, Алик. А вообще, как жизнь?

– Работаю. Детей ращу.

– Как ты детей растишь, я знаю. Вчера с Варварой тебя два часа ждали. Я не дождался.

– Не догулял я свое, Владька.

– А кто догулял? Я тут с одной познакомился, многообещающая дамочка.

– И что обещает?

– Папу.

– Тогда женись.

– А что? Кстати, на свидание к ней опаздываю. Так мы договорились, Алик?

– О чем?

– Поможешь, если что.
– Владлен протянул Алику руку, встал и пошел.

Встал и Алик. Дел по горло, надо было срочно сдавать в номер материал о первенстве Москвы по вольной борьбе, на котором он не был.

Один припрятался у подъезда, а второй вместе с Казаряном гостевал у Евдокии Григорьевны. Молчаливый хваткий паренек скромно сидел в углу за дверью и слушал, о чем тихо говорят Казарян и хозяйка. А те уже переговорили и о политике, и о врачах-убийцах, о Лидии Томащук, об отсутствии снижения в этом году цен, о запрещенных законом абортах. Потом все трое безнадежно молчали. В двадцать один тридцать Евдокия Григорьевна глянула на свои наручные кировские, кирпичиком, часы и вздохнула:

– Не придет он сегодня.