– Где этот-то, с "Вальтером"?

– Не "этот-то", Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник - в больничке, сильно поврежден нашим с начальником другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня не смог повидать.

– А Цыган почему на связь не вышел?

– Задай вопрос полегче.

Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку, передал ее Ларионову и сказал Роману, подмигнув:

– Боевой у нас, Рома, дружок.

– Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим.
– Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил: - Что скажешь?

– Скажу, что бумаги надо читать внимательнее.

– Не понял.

– Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.

– Одна из версий.
– Казарян не желал сдаваться без боя.

– Он прав, Рома, - подвел черту Смирнов.
– Поехали в больничку, бойцы.

Шофер "газика" дрых, уронив голову на баранку. Смирнов безжалостно растолкал его:

– Поехали.

– Куда?

– Большие Каменщики, четыре, - назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:

– Конспираторы! Большие Каменщики! Таганская тюрьма, так бы и сказали.

– Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый виртуоз вождения, - вежливо поправил его с заднего сиденья Казарян, - Таганская тюрьма - это Большие Каменщики, дом два. А дом четыре - это таганская тюремная больница.

– Один ляд!
– решил шофер и резко тронул с места.

Дежурный врач достал из шкафа две папочки - медицинские дела полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в сторону:

– Он их что, копытом, что ли?!

– Он боксер, - пояснил Казарян.

– Разрядник?

– Мастер спорта.

– Худо, - огорчился врач.
– Под суд пойдет за превышение мер обороны.

– Кулак против пистолета - это превышение?
– засомневался Казарян.

– Это смотря какой кулак.

– И смотря какой пистолет, - добавил Казарян.
– Могу сообщить вам, что пистолет - офицерский "Вальтер", с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.

– Хватит, - прекратил их препирательства Смирнов.
– Что с этими... Пострадавшими?

– У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!) сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, - игрив был дежурный врач, развлекался как мог, коротая ночное время.

– Говорить могут?
– спросил Смирнов.

– Смотря кто.

– Самсонов в первую очередь.

– Этот вряд ли. Впрочем, пойдемте, я вам его покажу.

...Они прошли тюремным коридором, и надзиратель, гремя ключами, открыл больничную палату. Все как в обычной больнице, но воняло тюрьмой, ощутимо воняло.

– Ну, тут у вас и дух, девки...
– вспомнив "Петра Первого", процитировал из любимой книги Казарян.

– Это не у нас, это у них. Или у вас, - отпарировал врач.

Не забинтованы лишь глаза, но они были закрыты.

– Человек-невидимка, - сказал Ларионов.

– Когда заговорит?
– спросил Смирнов.

– Через две-три недели, не раньше.

– А Француз?

– Завтра можете допросить.

– Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.

– Тоже завтра. Старшина-кастелян будет к восьми часам утра.

...Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку. В машине Казарян мерзко хихикнул.

– Хи-хи, - произнес он, - хи-хи.

– Жаль, что из больницы уехали, - заметил Ларионов. Можно было бы тебя сдать.

– Не та больница, Сергей, - ухмыльнулся Смирнов.
– Ему в Кащенко надо.

– Хи-хи, - не унимался Казарян.
– Хи-хи.

– Ты чего?
– уже обеспокоенно вопросил Ларионов.

– А ничего. Картины разные выдумываю, - ответил Казарян.
– Стилягу того из трамвая вспоминаю. Как он без лондонки остался. Единственный потерпевший.

– Хи-хи, - мрачно подытожил Смирнов.

Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а Романа, которого он знад с титешнего возраста, любил, как любят непутевых сыновей.

– Ромочка, запропал совсем, дурачок, - говорил Борода, нежно держа Романа за рукав и задумчиво разглядывая небритую (щетина у Казаряна по-армянски росла, с дьявольской скоростью) личность блудного сына.

– Работы много, Михаил Исаевич, грустно поведал Роман.

– Зачем тебе работа, Рома? Ты был замечательным бездельником, остроумным, обаятельным. И все тебя любили. А теперь что? Скучный, усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа - жуликов ловить!