— Что-то нет вашего ключа. И куда он делся? Наверное, уборщица не повесила. Ладно. — Она с трудом сдержала зевок и брякнула тяжелой связкой. — Идемте подберем какой-нибудь. И вымокли же вы.

Отперев дверь, дежурная вдруг встревожилась:

— Ой, что же это у вас свет-то горит? Неуж Клава забыла?

Она решительно шагнула в комнату, ахнула и резко, будто ее вбили в пол, остановилась. Я отодвинул ее в сторону. Дежурная мутно взглянула на меня и, закрыв глаза, прислонилась к стене.

На кровати лицом вниз лежал человек. Ноги его, медленно сдвигая коврик, скользили по полу, будто он пытался встать. На белом покрывале расплылось кровавое пятно.

Я шагнул вперед, но тут правая нога его, босая, согнутая в колене, медленно распрямилась и застыла в неестественном положении. Я сразу понял, что это значит, и посмотрел на часы.

"Нет, — подумал я, набирая номер милиции и глядя на дырявый носок убитого, — нет, это явно не князь Оболенский".

А началась эта история в понедельник.

После пятиминутки редактор задержал меня и показал вырезку из областной газеты "Голос Званска". Местный корреспондент со странной фамилией Выпивка сообщал: "Вчера в Дубровниках состоялось открытие исторического музея. Это заслуживающее внимания событие знаменательно еще и тем, что организация музея осуществлялась на общественных началах. Сотни поступлений от людей самых разных профессий и редчайшая коллекция, собранная за десятки лет известным историком А. И. Староверцевым, составили фонд музея. Первые посетители смогли ознакомиться с интересными экспонатами, рассказывающими об истории города, о героической борьбе его патриотов в годы фашистской оккупации, о сегодняшних днях. В музее имеются и тематические залы. Его создание является ярким выражением бескорыстной любви жителей Дубровников к их прошлому, настоящему и будущему".

— Вот что, Оболенский, — бодро сказал редактор, когда я прочел заметку. — Езжай-ка ты в этот самый Званск, а оттуда — в Дубравки… Что? Дубровники? Вот-вот. Езжай-ка туда и привези хороший, полновесный материал в свой раздел. Расскажи поподробнее о людях, создавших — ты только проникнись этим фактом, — создавших целый музей. Можно сказать, очаг культуры в Дубравках. Проникся? Ну вот и хорошо. Оформляйся, Сергей. Скатертью дорога.

В редакции званской газеты я открыл первую же дверь и неуверенно спросил: "Где я могу найти… Выпивку?"

Без удивления и улыбки мне назвали номер комнаты.

Выпивка оказался маленьким пожилым человечком, сохранившим, как я понял позже, вместе с румянцем на лице известную долю наивности в характере. Когда я вошел, он что-то суетливо писал, поминутно заглядывая в ящики стола и пуская по комнате зайчиков замками подтяжек.

Назвав свою газету, я объяснил, зачем приехал. Выпивка вскочил, торопливо надел пиджак, застегнул его не на те пуговицы, отчего его круглая фигурка лихо скособочилась, и гордым петушком оглядел сотрудников.

— Вы, наверное, хотите сразу посмотреть музей, ведь так? Это совсем рядом. В Дубровники мы ходим пешком.

Я хотел сразу устроиться в гостиницу, но только кивнул головой, тем более что Выпивка уже звонил в музей и договаривался со Староверцевым о встрече.

— Мне очень нравится вот так бродить по городу осенью, — вдруг томно высказался Выпивка, когда мы шли в музей. — Такие хорошие и достойные мысли приходят в голову, верно?

Я согласился.

— Как вы считаете, отсутствие специального образования не отражается на качестве моей работы?

— Не знаю. Я ведь знаком только с одной вашей заметкой, а по ней, согласитесь, судить трудно. Кстати, я тоже не профессиональный журналист: я юрист по образованию.

— Вот как? И работали в милиции? — Выпивка украдкой, но внимательно осмотрел меня.

— Да, около пяти лет. И убедился, что между этими профессиями есть много общего.

— Пожалуй, вы правы, — не раздумывая, согласился он, кажется искренне наслаждаясь нашей немудреной беседой. И неожиданно признался: — Вы мне очень симпатичны. Не будете возражать, если я окажу вам посильную помощь?

Я не возражал.

— Язык у меня слабый, — продолжал Выпивка. — Это я понимаю и не обольщаюсь, но материал найти умею и подаю непросто. Тут-то мне возраст на руку.

— Сколько же вам? — пришлось поинтересоваться мне.

— По документам еще больше, чем на вид, — конфузливо посмеялся он. И тут же его лицо с широко раскрытыми, почти круглыми глазами приняло выражение грустного и какого-то недоуменного разочарования.

"Ему бы не в газете, а в цирке работать", — подумал я и, посчитав момент подходящим, спросил: