В этот вечер Мэтти пришлось готовить чай. Она стояла на кухне, которая находилась рядом с кабинетом Джона, когда услышала чьи-то шаги. Это была Шейла. Она подошла к двери кабинета и толкнула ее. Мэтти отчетливо услышала ее слова:

— Я не могу выйти на сцену сегодня, — заявила Шейла.

Дверь осталась открытой, и Мэтти слышала все, о чем они говорили.

— Почему? — удивленно спросил Джон.

— Джон, ты ведь ничего не смыслишь в любви, правда? — продолжала она.

Не в силах сдержать свое любопытство, Мэтти подошла поближе. В театре все знали о романе Шейлы и ведущего актера второго театра Фрэнсиса. По всей видимости, как поняла Мэтти, он бросил Шейлу и ушел к другой, тридцатипятилетней, актрисе.

— Я играла с ней в «Питере Пэне». Она полная бездарность.

Мэтти с трудом сдерживала смех. Шейлу обскакала какая-то актрисуля, которая играет служанок или — еще лучше — участвует в массовках.

— Я оскорблена, Джон. Меня растоптали, уничтожили. Я не могу работать в таком состоянии. Не могу!

Мэтти с нетерпением ждала реакции Дугласа.

— Бедняжка, — начал он. — Я понимаю тебя.

Мэтти была ошеломлена этими словами. Неужели он действительно пожалел ее? Она подкралась к приоткрытой двери и заглянула в щелочку. Джон стоял возле Шейлы, взяв ее лицо руками и всматриваясь в глаза.

— Я вижу, что ты страдаешь. Сейчас ты просто должна цепляться за театр. Только так ты сможешь забыть обо всем. Ты не должна из-за этого негодяя бросать искусство.

Шейла уткнулась головой в его плечо.

«Чертов хитрец! Ты умеешь убеждать людей», — подумала Мэтти. Она тихо вернулась на кухню. Когда чай был готов, поставила на поднос чашки, чайник и понесла его в офис. Шейла взяла чашку. Мэтти положила руку на ее плечо и слегка сжала, давая понять, что она тоже сочувствует ей.

— О, Мэтти! Только в таких ситуациях и понимаешь, что значат для тебя друзья.

— Я знаю, знаю. Дверь была открыта, и я все слышала. Будь уверена, что мы любим тебя и восхищаемся.

Уже через десять минут Шейла направлялась в гримерную. Мэтти вернулась за подносом. Увидев ее, Джон улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Ты молодец. Спасибо. — От него редко можно было услышать похвалу или слова благодарности, поэтому Мэтти не знала, что ответить. — Я хочу выпить. Не присоединишься ко мне? — Он протянул ей стакан с виски. Они чокнулись и выпили все до дна.

— Что вы здесь делаете? — вдруг спросила Мэтти.

— Делаю? — рассмеялся он. — Разве это не заметно? Зарабатываю на жизнь. Благодаря твоему другу Фрэнсису не могу похвастаться хорошим заработком. К тому же я помогаю своей жене.

— Вы женаты?

— Конечно, я женат. Мне пятьдесят пять.

— Где она живет?

— Ты любопытная маленькая девчонка. Елена живет в Оксфордшире. У нас там домик. Предвидя твой следующий вопрос, отвечаю, что она не имеет ничего общего с театром и предпочитает жить своей собственной жизнью, в то время как я делаю свою карьеру. Нас обоих устраивает такая вольная жизнь. Я возвращаюсь домой, к жене, когда могу. А вот что ты здесь делаешь, малютка?

— Я хочу быть актрисой.

— Ну конечно, актрисой. Как же я сразу-то не понял? У тебя есть в этой области какой-нибудь опыт?

— Любительский. Но у меня хорошо выходит.

— Скажи мне, ты наверняка подумала, что сегодня тебе выпал удачный шанс? Разбитое сердце Шейлы и все такое… Могу поклясться, что ты знаешь все слова.

Мэтти пожала плечами. Она была слишком уязвлена, чтобы достойно ответить ему. Он подождал немного и сказал:

— В любом случае, спасибо.

Потом, посмотрев на недопитую бутылку, добавил:

— Кстати, у тебя что, нет никаких дел?

Она направилась к двери.

— Мэтти?

— Да?

— Мэтти, ты отлично справляешься с работой.

За две недели до Рождества театр прибыл в Ярмут. Погода выдалась на редкость солнечной и теплой. Иногда по утрам Мэтти выходила на прогулку вдоль берега моря, чтобы подышать чистым соленым воздухом.

В один из обычных вечеров, когда на сцене шла пьеса Шоу, Мэтти заметила, что Дуглас наблюдал за спектаклем более внимательно, чем обычно. В последние дни Шейла снова стала плохо себя чувствовать, вероятно, на нее нахлынули воспоминания. В конце первого акта она убежала со сцены и бросилась в объятия Джона.

— Я не могу, — шептала она, но ее шепота было достаточно, чтобы его могли услышать все стоящие за кулисами. — Я не могу играть. Почему так тяжело? За какие грехи я так страдаю?

— Ты не можешь? — Джон едва сдерживал себя. — Моя дорогая. Сделай это для меня, если не можешь для себя. Это очень важно.

— Неужели? Если это так необходимо тебе, я постараюсь.

Она снова вышла на сцену во втором акте, но лучше бы она этого не делала. Спектакль шел плохо. Шейла забывала и путала почти каждую реплику. Актеры, которые были ее партнерами на сцене, пытались исправить положение, но им, видимо, не хватало мастерства. Аплодисменты были жидкими и сухими. Джон ушел к себе, не сказав ни слова. Шейла, вся в слезах, направилась в гримерную.