Шрифт:
За то короткое мгновение, пока чужак оставался без своей льдистой, дымчатой брони, полковник успел поймать его в прицел и воткнуть длинную очередь прямо в голову бескрылой космической стрекозы. Опасно загудел корпус старенького модуля, отзываясь на работу автоматической пушки.
— Эх, Камрад ты, Камрад, экий же ты дурачина, Камрад… — давя на электроспуск, повторял полковник, обращаясь неизвестно к кому, не то к коту, оставшемуся на далекой Земле, не то к незадачливому чужаку, так бессмысленно подставившемуся под выстрелы, а может быть, к самому себе.
Полковнику показалось, что чужак даже задергался под ударами 23-миллиметровых бронебойных снарядов, но, наверное, только показалось. Мало ли что кажется человеку перед смертью…
И тут с флагмана чужаков ударило зло, ожидаемо, невидимо и страшно, и станция «Алмаз-6» перестала существовать в том виде, в котором была создана человеческими руками.
Последнее, что понял полковник — задание он перевыполнил, а стало быть, провалил.
Над поляной без видимой опоры висел небольшой кусок светлого оплавленного металла с радужными вкраплениями меди, стекла и еще чего-то непонятного, черного и обугленного. Пространство вокруг него было темным, с живыми крупными глазками нездешних звезд, а дальше светлело, переходя в обычное, сквозь темную бездну начинали просвечивать деревья, и уже метрах в десяти от артефакта космос сходил на нет, уступая обычному среднерусскому небу.
Двое стояли на небольшой утоптанной площадке и смотрели на размытую черную проталину космоса в золотистом воздухе сентябрьского вечера.
Темнело, становилось зябко, казалось, ночь сочится из темной пробоины в русском небе, заливая все вокруг, и только по обозначенной звуками человеческого вечера тишине можно было понять, что космос остается там, где ему и полагается, а мы — на Земле.
— Памятник? — спросил пожилой поджарый человек второго, совсем уже старого, одетого в поношенный генеральский китель и спортивные штаны.
— Может быть, и памятник, а может, просто окошко. Форточка во Вселенную. — Второй похлопал себя по карманам кителя, вытащил пачку сигарет и закурил. — Вот, появилась однажды в Арефино эта штука, мы уже привыкли, вреда от нее никакого, а убрать не получается. Военные приезжали, покрутились-покрутились и обратно уехали ни с чем. Так вот и осталась у нас эта достопримечательность. Иногда в этой промоине видны корабли чужаков, иногда даже планету видно. Камень бросишь — он там и появится, а людей не пускает.
— Знаю, — поджарый покосился на генерала. — Военных я направил. Пули, кстати, тоже не проходят. Первую пропустит, а остальные отсекает… Хотел охрану поставить, да эти… против. Зря ты куришь, Петрович, — он сменил тему, — жизнь ведь и так короткая, а ты еще и травишь себя.
— В том-то и дело, что короткая, — отозвался генерал. — И так уже ничего нельзя, а тут еще и не курить, совсем скучно станет. Тебе что ли тоже дать?
Поджарый поколебался немного, потом насупился, буркнул, что у него-де свои есть, и тоже закурил.
Некоторое время мужчины молчали, потом поджарый сказал:
— Значит, это все, что от него осталось? Немного, однако.
Генерал промолчал, мол, да, действительно немного, да что поделаешь, от нас и столько не останется, а тут немного — зато навеки. Потом аккуратно потушил сигарету и сказал:
— А ты, я вижу, все рулишь? Ну и как рулится, а, Старьевщик? Поджарый на «старьевщика» не обиделся, но на всякий случай одернул генерала:
— Ты все-таки полегче, какой я тебе старьевщик.
— Так я же не при подчиненных, — дурашливо протянул генерал. — А ты не при исполнении. Кроме того, я в отставке, мне можно.
— Я всегда при исполнении, — заметил поджарый. Потом улыбнулся так, что стало видно — он еще вовсе не стар, и мечтательно добавил: — А хорошо бы торгануть у чужаков десяток старых транспортников, подлатать, подкрасить да загнать нашим заклятым друзьям, вот был бы бизнес!
— Так я и говорю, старьевщик, он и в чинах старьевщик, — довольно засмеялся генерал.
— Не получилось у нас любви с чужаками, — уже серьезно сказал поджарый. — Точнее, что-то получилось, только вот мы ожидали другого. Может быть, если бы Сергеич тогда не наколбасил, мы сейчас к звездам запросто бы летали. Скажи, вот зачем он тогда посадочный модуль отстрелил и этого… противника своего раздолбал? Ведь сказано же было, «ритуальная агрессия», а он на полном серьезе. И сам погиб, и отношения с чужаками испортил. А ведь так хорошо все складывалось!
Поджарый выбросил сигарету. Красный огонек, словно маленькая ракета, взлетел в темное небо и упал в траву.