Последний солдат Норика, о котором мы знаем, — это Авициан. Видимо, это был рядовой, а не офицер, так как автор называет его просто miles. Этот человек появился после смерти Северин а в 482 году. Один из ругов по имени Фердерух заставил его выкрасть ценные предметы из алтаря церкви монастыря св. Северина (XLIV. 2). Он был одиночкой. У него не было ни одного товарища, которого можно было попросить о помощи. В этой части света он имел странную честь быть последним солдатом римской армии. Мы не знаем, сколько он оставался таковым и когда он последний раз получил свое солдатское жалованье. Но так как эпизод, в котором он так бесславно участвовал, относится к 492 году, то он, возможно, оставался одиноким солдатом на протяжении многих лет, превратившись почти что в престарелого и неприкаянного призрака23.

То, что граница уже не существовала, подтверждается и тем, что, по описанию Эвгиппия, между территорией ругов к северу от Дуная и прежней римской провинцией к югу от него шло оживленное движение. Как мы уже видели (с. 104), в самом начале своего служения св. Северин излечил от болезни приведенного к нему сына женщины из племени ругов.. После исцеления мальчика «весь народ ругов» стало стекаться к Северину, чтобы выразить ему свое почтение и попросить исцелить их болезни. Варвары из других племен также приходили к нему, и среди них Одоакр. Северин, не жалея сил, выкупал у варваров их римских пленников. Одному из тех, кто был выкуплен вместе с женой и детьми, он велел вернуться на северный берег Дуная и разыскать некоего человека на варварском рынке, in nundinis barbarorum (IX. 1. f.), то есть на рынке, открытом один раз в неделю, если слово nundinae употреблено в точном смысле. Очевидно, не было ничего странного в том, что на варварском рынке мог появиться римлянин. Хотя торговать там римлянам, вероятно, не разрешали, так как жители Бойотро позднее просили Северина отправиться к королю Феве и получить разрешение для них торговать на этом рынке (XXII. 2). Было бы интересно узнать, (1) почему жители Бойотро так стремились торговать в сельской местности к северу от Дуная, (2) какие товары они предлагали на продажу, (3) что они надеялись импортировать в обмен на свои товары, (4) почему на территории прежней римской провинции не было рынка, отвечавшего их требованиям. К. сожалению, Эв-гиппий не дает ответа ни на один из этих вопросов. Северин и сам в первые годы своего служения пересекал реку, правда, направляясь не к ругам, а к скамарам (X. 2)24. В гл. ХІЛІ. 1 Эвгиппий рассказывает о том, как Фердерух, брат Февы, пришел на встречу с Северином в окрестностях Фавианиса. Он пришел ех тоге, то есть не в первый раз. Напрашивается вывод, что уже в первые годы пребывания там Северина на этом участке Дуная римской границы не существовало. Каждый, кто хотел, легко мог переправиться с северного берега на южный, хотя переправа с юга на север могла оказаться гораздо более трудным делом, и по сравнению с прежними временами это была печальная перемена. Много позже Северин также бывал на северном берегу, но в глубь территории варваров он не удалялся (XXIII. 1). Среди тех, кто в первые годы деятельности Северина путешествовал из северных территорий в южные, была королева ругов Гизо. Автор сообщает, что она посетила деревню в непосредственной близости от Фавианиса (с. 109). Спустя некоторое время она опять побывала к югу от Дуная, чтобы поблагодарить Северина за то, что он вызволил ее сына из рук похитителей. Гораздо позже она и ее муж снова переправились через реку и в 482 году посетили Северина на его смертном одре (ХЬ. 1). (Трудно представить себе, чтобы в IV веке, при Вален-тиниане I какая-нибудь Гизо решилась переправиться через Дунай или через Рейн!) Таким образом, в течение всего периода деятельности Северина в Норике границы Империи уже не существовало, и путники могли свободно переезжать с одного берега реки на другой. Любой мог по своему желанию въезжать в Империю и выезжать из нее. Как мы видели, имперская администрация также исчезла, а от имперских войск остались только два небольших отряда, которым, вероятно, годами не платили. Из сочинений Прокопия мы знаем, что в ситуации, когда солдаты долго не получали жалованья, был высок процент дезертиров. Многие подразделения продолжали служить годами, но только из корысти. Они зарабатывали свое «довольствие» тем, что грабили римских жителей провинций, тех самых, которых призваны были защищать. Правда, о подобной практике в Норике нам ничего не известно.

Наконец, последнее доказательство. Когда в 476 году патриций Орест был убит Одоакром и его сторонниками, один италийский священник благородного происхождения, Примений, тесно связанный с Орестом, бежал, опасаясь убийства. Он укрылся в Норике Прибрежном. С его стороны было бы бессмысленно бежать из одного владения Одоакра в другое. Следовательно, Норик Прибрежный уже перестал к тому времени быть частью Римской империи25.

Утверждение, что во времена св. Северина граница Империи еще существовала, не выдерживает критики. К сожалению, мы не можем точно или хотя бы приблизительно сказать, когда власть императоров перестала распространяться на Норик Прибрежный. Мы знаем об одном знаменательном событии, которое произошло в Норике в 430—431 годах: жители провинции восставали, но были разгромлены, причем подавлением вое-станин руководил сам Аэций в течение, видимо, двух лет26. В V веке в Западной империи жители провинций (мы не говорим о военных или даже о государственных служащих) нечасто поднимали восстания. Единственную аналогию в этот исторический период можно найти в Арморике и Британии, где произошли восстания гражданского населения, имевшие, по словам историка Зосима, социальный характер и направленные на полное отделение от Римской империи27. Мы не знаем, верно ли это в отношении восстания в Норике и восстаний 430-431 годов. Мы также не знаем, как долго после этого Аэцию удавалось держать ситуацию в Норике под контролем. Когда Приск в 449 году посетил лагерь Аттилы Гунна, он встретил там некоего Промота, которого он называет «губернатором» (агсИоп) Норика, но, к сожалению, не уточняет, был ли он губернатором Норика Прибрежного или Средиземноморского, хотя есть основания полагать, что имеется в виду Норик Средиземноморский28. Если это действительно так, то, скорее всего, после восстания 430—431 годов Норик Прибрежный уже недолго оставался под контролем Римской империи. Вероятно, эти восстания были серьезными, раз для подавления их понадобились две военные кампании под командованием самого Аэция.

3. Руги

Кто же были эти руги, занимающие столько места в «Житии Северина»?29 Руги жили на противоположном берегу Дуная напротив Фавианиса (VIII. 2, XXXI. 1) и были одним из небольших германских народов, населявших территории за северной границей Римской империи. Они были родственны готам30, но при этом далеко не так сильны, как остроготы, которые в те годы, к которым относится начало «Жизни», и некоторое время после этого жили в Нижней Паннонии. Руги просили у этих остроготов разрешения пройти через Норик Средиземноморский в Италию, а когда готы такого разрешения не дали, Флаккифей, король ругов, решил, что готы собираются их убить31. Руги — единственные из варваров, живших за северной границей, которые страдали от римских разбойников: римские грабители нападали на них с южного берега Дуная (V. 3). Однажды какие-то разбойники, ШгЬа Іаігосіпапйит, похитили нескольких ругов32. Северин советовал королю ругов Флаккифею не пересекать Дунай в погоне за похитителями: «Если ты это сделаешь, — говорил он, — тебя убьют». Похитители поджидали ругов в трех засадах. Совет святого означал: «Не переправляйся на южный берег» (руги жили на северном берегу). Разбойники жили на южном берегу, то есть это были римляне, которые грабили территории варваров и похищали их с тем, чтобы затем, возможно, перепродать на юг в качестве рабов.

По сравнению с другими варварскими племенами, населявшими эти места, руги были настолько слабы, что их просьбу о переселении в Италию можно рассматривать как попытку бегства: они боялись оставаться на прежнем месте, так как им угрожало подавление со стороны других, более диких и более мощных варварских племен33. Несомненно, в Италии они надеялись разжиться богатой добычей и получить землю для оседлой жизни, но главной их целью, возможно, была безопасность. Когда они все же добрались до Италии много лет спустя, им удалось даже посадить на трон своего соплеменника Эрариха, ставшего королем всех варваров (включая остроготов), живших в то время в Италии. Этот Эрарих служил в готской армии и завоевал там высокое положение, однако не совсем ясно, почему готы примирились с его правлением. Именно руги в Италии провозгласили его в 541 году королем, и готы терпели Эрариха пять месяцев, после чего избавились от него34. В своем рассказе об этом эпизоде Прокопий приводит интересную подробность: согласно обычаям их племени, мужчины-руги не могли жениться на женщинах из других племен35. Больше мы ничего не знаем об их внутренних делах, кроме того, что их короли с трудом заставляли своих подданных выполнять свою волю36.

У ругов была еще одна отличительная черта, кроме того, что на них нападали с юга. В это время они были единственным из германских племен, живших к северу от границы Римской империи, которые были христианами. При обстоятельствах, о которых мы ничего не знаем, они были обращены в христианство арианского толка37. Людвиг Шмидт предполагает (и, возможно, он прав), что они приняли христианство сразу после освобождения из-под власти гуннов38. Но кто их обратил в христианство? Самый простой ответ состоит в том, что это были остроготы, так как именно готские, а не римские священники распространяли Евангелие среди германских племен. Кроме того, римские священники в эти годы вряд ли стали бы распространять арианство. Если обращение ругов произошло благодаря готам, то это было их единственное достижение такого рода за границами Империи. Впрочем, мы очень мало знаем о зарождении христианства на среднем Дунае39. Складывается впечатление, что разбойники-варвары, ргаескзпея ЬагЬап, о которых говорится в главах IV. 1-4, были христианами, так как Северин использует христианские аргументы, убеждая их отказаться от разбоя. Похоже, что он обращается к ним как к христианам. Короли ругов отличались той веротерпимостью, которая вообще была характерна для монархов-ариан, и сохраняли на редкость дружественные отношения с Северином, хотя тот был бескомпромиссным католиком. Король-католик в подобной ситуации совсем по-другому относился бы к свя-тому-еретику40. Однако Северин, согласно Эвгиппию, не сделал ни одной попытки обратить их в католичество, несмотря на все свое огромное влияние. (Ему не пришлось заниматься миссионерской деятельностью среди коренного населения Норика, так как, несмотря на то что в одном месте «Житии» (гл. XI) упоминаются языческие обряды, местное население, видимо, было уже христианским к тому моменту, когда Северин впервые прибыл в провинцию.) Один из ругов, посетивших его, был приближенным короля Фелефея. Святой вылечил его сына, но не воспользовался этой возможностью, чтобы обратить знатного руга в свою веру (XXXIII). В разговоре с королем Флаккифеем Северин искренне говорит о различии в религии, которое их разделяет: «...si nos ипа Catholicafides annecteret...» (V. 2); но он ничего сделал для того, чтобы изменить положение вещей. Король много раз обращался за помощью к Северину. В первые годы своего царствования Флаккифей советовался с Северином, прося его разрешить конфликт с остроготами в Паннонии (V. 1), а также помочь в переговорах с римскими разбойниками, похитившими его людей (V. 3: особенно обратите внимание на гл. XLIII. 2). Сын и преемник Флаккифея Фелефей (также известный как Фева) с самого начала пошел по стопам отца (VIII. 1). Даже королева Гизо, твердая сторонница арианства, просила Северина о помощи в спасении сына, когда он был взят в заложники (VIII. 4). Иногда призывы о помощи исходили и с римской стороны. Святой посылал своих представителей к королеве Гизо, прося ее освободить римлян, которых она захватила в рабство, но королева отказалась выполнить просьбу (VIII. 2). Жители Бойотро просили Северина договориться с Февой о том, чтобы римлянам разрешили торговать на варварском рынке к северу от Дуная. В этом случае святой отказал им на том основании, что Бойотро скоро будет разрушен (XXII. 2). Когда Фева собирался силой выселить жителей нескольких приграничных городков из их домов и перевезти в другие жилища, святой встретился с королем и достиг с ним некоего компромисса (XXXI. 2). Находясь на смертном одре, Северин призвал (commonuit) Феву и Гизо к себе и твердо их наставлял (XL. 2): он просил их не угнетать невинных. Позже он о том же просил и Фердеруха (XLII. 1). Ни в том, ни в другом случае ничего не было сказано об их обращении в католичество41.

Интересно, что при описании подобных встреч автор никогда не упоминает о присутствии переводчика. Значит ли это, что короли ругов говорили на латыни? Если да, то где и когда они могли ее изучить и кто мог быть их учителями?

Влияние Северина на короля аламаннов (тех) Гибульда еще более удивительно, чем его связи с вождями ругов. Ведь Гибульд не был ни арианином, ни католиком, ни христианином вообще: он был язычником42. Однако он, согласно Эвгиппию, поехал в направлении Батависа для встречи с Северином, так как страстно желал его видеть. Уже после встречи он говорил, что никогда, ни на войне, ни когда-либо еще не испытывал такой дрожи, как в присутствии святого (XIX. 2). Он обещал тому освободить пленников-рим-лян, хотя и сделал это весьма неохотно. Правда, позже частые и опустошительные набеги аламаннов продолжались (XXV. 3; XXVII. 1-1; cf. XXXI. 4), а о Гибульде мы больше ни разу не услышим. Возможно, святой потерял свое влияние или король умер и набеги совершали другие pagi аламаннов, не подчинявшиеся Гибульду. Ответа на этот вопрос у нас нет43.

Но и с королевской семьей ругов отношения не всегда были безоблачными. Королева Гизо сделала попытку заново крестить некоторых католиков, то есть принять их в арианскую церковь (VIII. 1). Важно понять, что именно собиралась сделать королева. Автор не говорит о том, что она пыталась насильно обратить их в свою веру44. Вероятно, они сами готовы были стать арианами, и королева просто хотела принять их в свою церковь обычным для арианского обряда путем, то есть через повторное крещение. Ариане не признавали крещение по католическому обряду, так что, с их точки зрения, повторное крещение было необходимо. Если бы она пыталась силой обратить их в свою веру, Эвгиппий не упустил бы случая рассказать нам о таком вопиющем случае. Кто были эти католики, согласившиеся на такое моральное падение? Один из исследователей называет их просто «некоторые из ее подданных-католиков». Другой идет дальше и заявляет, что она пожелала повторно крестить всех своих подданных-католиков45. Но Эвгиппий не называет их подданными королевы. Единственное правдоподобное объяснение, как мне кажется, состоит в том, что некоторые римляне считали полезным для себя принять религию своих соседей варваров, то есть ругов; возможно, они собирались поступить к ним на службу. Больше нигде в «Житие» ни о чем подобном не говорится, тем более что для католического писателя это была болезненная тема, и вряд ли он хотел долго на ней останавливаться. Конечно, королева не собиралась обращать в арианство всех римлян, которые к ней попадали. Например, однажды она приказала увезти нескольких римлян из деревни (vicus) вблизи Фавианиса, чтобы использовать их в качестве рабов. Они должны были стать рабами самого низшего типа, хотя непонятно, о каком типе рабства здесь идет речь (VIII. 2). Но автор не говорит, что королева собиралась крестить рабов, да и вряд ли она могла к этому стремиться — ариане никогда не были сильны в миссионерстве. Интересно было бы знать, много ли было среди ругов перебежчиков (если они и вообще были) из римлян и каковы были мотивы этих перебежчиков. Во всяком случае, этот феномен нигде вдоль северной границы не наблюдался по вполне понятной причине: в это время к северу от границы не было другого племени варваров-христиан.