Шрифт:
— Для Гудина порядок — это всё, — задумчиво произнес капитан. — Как, впрочем, у всякого настоящего моряка.
Шмидт машинально обернулся к Гудину, что-то вспомнил и сказал:
— Есть такой анекдот. Моряка спрашивают: «Как это тебе не страшно плавать на корабле? Ведь столько людей погибло при кораблекрушениях». — «А разве вам не страшно ложиться в постель? — спросил моряк. — В постели ведь умерло гораздо больше людей».
Капитан усмехнулся.
— Это точно. — Потом добавил: — Ничего. Пройдем. И «никто пути пройденного от нас не отберет», — как поется в революционной песне.
ГЛАВА ВТОРАЯ
12 ИЮЛЯ 1933 года пароход «Челюскин» вышел из грузового порта, проследовал мимо моста лейтенанта Шмидта и причалил к дебаркадеру — плавучей пристани, именуемой в просторечии поплавком.
Весь пролетарский Ленинград вышел на набережную попрощаться с красавцем-пароходом и поглядеть на участников экспедиции.
Над пестрой праздничной толпой плыли и колыхались знамена и лозунги, звучал оркестр, произносились речи.
Сверкала река, над высокой трубой «Челюскина» дрожал и струился горячий воздух.
С высокого капитанского мостика начал свое выступление начальник экспедиции Шмидт. Впрочем, его плохо было слышно. Слабый ветерок шевелил его бороду, от всего его облика веяло безмятежной уверенностью, силой и достоинством. Он походил на пророка, который призывает свой народ к походу через знойную пустыню в землю обетованную. И эту новую землю и свободу обретет лишь тот, кто сумел пренебречь уютом и домашним рабством, кто во имя высокой цели похода победил в себе слабость и трусость. И победу в итоге примут только самые сильные, закаленные в трудах, объединенные одним делом. Вот, правда, арктическую пустыню никак не назовешь знойной, а Тихий океан — землей обетованной.
…А в то время, когда выступал со своей зажигательной речью Шмидт и другие товарищи, на верхней палубе пристани-поплавка, в уютном ресторане, сидели два молодых человека, участника похода, мирно беседовали и тянули холодное пиво.
Один из них — крупный, курносый, с умными насмешливыми глазами и густейшим басом — радист Эрнст Теодорович Кренкель, а другой — худощавый и подтянутый — Петр Семенович Буйко, «губернатор острова Врангель».
На далекий остров на «Челюскине» отправлялась большая группа зимовщиков, всего восемнадцать человек. «Врангелевцы» везли с собой запас продуктов на три года, разборные дома, йоркширских поросят и вообще все необходимое для жизни.
Буйко, начальник зимовщиков, ехал со своей семьей — женой и дочкой Аллой. Последняя пока еще не умела ни ходить, ни говорить.
— Я слышал, что Воронину не нравится судно, — сказал Буйко. — Не понимаю я его. Плавание на таком пароходе — одно удовольствие: уютно, красиво…
— Он не первый год плавает, — произнес Кренкель, как бы намекая на то, что будущий «губернатор острова» море видел только на картинках.
— И его, говорят, убедил Отто Юльевич.
— Отто Юльевич, если надо, уговорит и трамвай…
Петр Буйко когда-то служил в уголовном розыске и, наверное, поэтому любил задавать множество вопросов.
— Воронин мне показался несколько суеверным, — сказал он и поглядел на Кренкеля вопросительно.
— Раньше у нас, на Руси, говорили: «Кто в море не бывал, тот досыта богу не маливался», — улыбнулся Кренкель. — Стихия шуток не любит. Ведь океану все едино, что выбросить на берег: поплавок от рыболовной сети или стальной пароход. Иногда, бывает, так припрет, что и к небу обратишься и каяться начнешь. У моряков имеются свои традиции и суеверия. К суевериям, конечно, все относятся иронически, а всякие «морские ритуалы» иногда разряжают однообразие жизни на корабле. А вообще в жизни моряка продумано все, всякая мелочь, вплоть до одежды. Вот, к примеру, зачем капитану золотые нашивки на рукавах?
— Для красоты.
— А вот и нет. Представь себе тонущий корабль. Ночь, рев ветра, мечутся лучи прожектора, люди спускают на воду шлюпки. А на капитанском мостике спокойно стоит человек с хорошо видными золотыми шевронами. И всем делается как-то спокойнее. А Владимир Иванович — интереснейший, доложу я тебе, человек. Прошел огни и воды: и горел и тонул. Его предки — новгородские ушкуйники. Север осваивали со времен Александра Невского, если не раньше. И его отец, и дед, и теперь братья его — все моряки. А сам он плавает с детства. Сперва плавал зуйком…
— Что это такое?
— Это такая маленькая чайка. Она обычно крутится у рыболовного судна и кормится рыбьими внутренностями, которые выбрасывают при пластовании рыбы. Зуйками еще называли и поморских юнг, которые, кроме остатков улова, никакого вознаграждения не получали. С семи лет Воронин и был зуйком. А родился он в Сумском посаде, богатом поморском селе, где сходились почтовые дороги из Петербурга, Кеми, Онеги, там же собирались и паломники, что следовали в Соловецкий монастырь. Ну, в тех местах строго соблюдались всякие морские традиции и праздники. Владимир Иванович рассказывал: малые дети желали рыбакам попутного ветра, и их одаривали конфетами да калачами. Мальчики знали каждое судно и шли на берег встречать и помогать тем, кто вернулся. С одиннадцати лет Воронин плавал на паруснике «Иоанн Предтеча», тогда было принято парусники называть именами святых, дабы заручиться их поддержкой в трудную минуту. Вот и лазил на марс — паруса ставить да убирать. Высоко! Закалка с детства, одним словом. Потом служил на пароходе «Преподобный Савватий» и дослужился до старпома. Вся его жизнь связана с морем: в море родился, в море и умрет. Но что интересно — плавать не умеет.