Закончив работу в разведслужбе, Макс не терял с ней связи до конца своих дней.

Коллеги и близкие друзья по совместной прошлой работе поддерживали с Максом глубоко уважительные товарищеские отношения, нередко обращались к нему за консультациями по разнообразным профессиональным вопросам. Макс периодически выступал в коллективах разведчиков с воспоминаниями. Охотно откликалась на просьбы и Луиза: помогала молодым сотрудникам разведки в совершенствовании их знаний испанского языка.

Макс скончался в 1988 году после тяжелой болезни. Луиза умерла в 1997 году.

Роковой для советско-югославских отношений 1948 год все еще таит в себе немало загадочных и не вполне понятных страниц, несмотря на большое внимание к этой проблеме историков и научные исследования в этой области. Исчерпывалась ли, например, мотивация поссорившихся сторон официально делавшимися заявлениями? Какие факторы в последующем способствовали преодолению конфликта и т. д.? Архивы разведки позволяют пролить на эти проблемы дополнительный свет, в частности на роль самой разведки как важного инструмента формирования внешнеполитической стратегии советского государства в послевоенный период.

После окончания войны в 1945 году казалось, что во всей Европе у СССР не было более надежного союзника, чем народная Югославия. Под руководством КПЮ югославский народ освободил значительную часть своей территории от фашистов, и это не было политическим мифом, так было на самом деле. Полмиллиона югославских партизан, а по некоторым оценкам, и до 880 тысяч, превратились к тому времени при советской организационной и материальной помощи в регулярную армию, которая представляла собой солидную военную силу, и Югославия доминировала в этом отношении во всем регионе Юго-Восточной Европы. Согласно решениям Ялтинской конференции и опираясь на поддержку Советского Союза, Югославия смогла существенно отодвинуть свои границы на западе, присоединив ныне отошедшие к независимым Хорватии и Словении полуостров Истрия, Кварнерский архипелаг, северную и среднюю части Далмации с самыми крупными в этой части Средиземноморья портами Копер (Каподи-Истрия) и Риека (Фиуме). Всерьез шла речь о создании балканской федерации в составе, как минимум, Югославии, ее фактического ядра — Болгарии и Албании. Сталин этот проект до определенного момента поддерживал. Весьма прочными были позиции югославов в охваченной гражданской войной Греции, особенно в Эгейской Македонии, среди этнических славян. Влияние КПЮ в Европе было таково, что, например, итальянский исследователь Дж. Боффа говорил о сложившейся в международном коммунистическом движении ситуации как о «советско-югославской гегемонии». О доверительности отношений между СССР и СФРЮ свидетельствует, например, факт поддержанной Сталиным инициативы Берии и Меркулова от 29 июня 1945 года (после обращения посла в Югославии Садчикова) о направлении в Югославию группы из 30 сотрудников Шестого управления НКГБ СССР во главе с его заместителем начальника, комиссаром госбезопасности Шадриным для усиления личной охраны Тито. При этом помощник Шадрина подполковник Глуховцев был назначен заместителем начальника охраны югославского лидера. В течение определенного времени эта группа осуществляла физическую защиту Тито и занималась налаживанием всей системы охраны госучреждений Югославии.

Вместе с тем против этого «братского союза» с первых же дней, сначала исподволь, а потом все более открыто, действовали факторы как объективного, так и субъективного характера, целый комплекс сложно переплетенных исторических обстоятельств. Не во всем, например, совпадали национально-государственные интересы сторон, когда Тито требовал у Сталина более решительно добиваться присоединения Триеста или австрийских провинций к Югославии, не считаясь при этом с реальными возможностями СССР. Несомненно и то, что опустошенный войной Советский Союз не мог выступать исключительно в роли донора для вновь обретенных союзников в Восточной Европе и искал для себя определенных преимуществ в некоторых экономических сделках. Не имея возможности в условиях жесткой послевоенной конфронтации состязаться здесь с американцами, он пытался компенсировать свои слабости требованиями большей дисциплины и самоограничений среди своих союзников. Проблемы в связи с этим возникали и с немцами, и с венграми, и с румынами, но югославов, как более самостоятельных, они, видимо, задевали больше всего.

Немалую роль играли и личные амбиции лидеров, особенно таких авторитарных, как Сталин и Тито, изначально претендовавший на особый статус в мировом революционном движении, бросая тем самым вызов доселе непререкаемому «вождю народов». Особую лепту в соперничество внесло и влияние части их окружения, пытавшейся использовать его в рамках извечной борьбы приближенных за влияние. Несомненно, в отрыве Югославии от СССР были заинтересованы западные государства. Всеми силами, в том числе с помощью своих спецслужб, они «вбрасывали яблоки раздора», учитывая «национал-коммунистические» настроения югославов и известные им психологические особенности представителей той и другой стороны.

Руководство разведки НКГБ во главе с Фитиным заняло терпимую и гибкую позицию в отношении югославов. Заместитель резидента в Белграде полковник Тишков в марте 1945 года, сообщая в Центр о включении в югославское правительство буржуазных политиков М. Грола и С. Косановича (что вызвало критику и со стороны Сталина), утверждал, что тем самым Тито показывает, что намерен вести самостоятельную политику и «не считаться с мнениями советского правительства». Тишков охарактеризовал такой курс как «неправильный и для Советского Союза вредный». За подписью Фитина в Белград был направлен такой ответ: «В сложившейся обстановке, существующей в Югославии, Тито иначе вести себя не может. Никаких оснований подозревать его в неискренности с нами или же в перемене симпатий у нас нет. Не делайте поспешных выводов».

В июле того же года в Центр пришло письмо от руководителя подрезидентуры в Загребе. В нем со ссылкой на разговоры в «средних партийных рядах Хорватии» утверждалось, что «Ранкович вместе с Карделем и Джиласом и другими создали в Политбюро ЦК КПЮ антисоветскую партийную группу, которой Тито в силу недостаточной интеллектуальности не может противостоять». В письме подчеркивалось, что Ранкович и Кардель якобы часто употребляют выражения типа «пусть русские выметают сор из своей избы, мы же из своей избы выметем сор сами».

Реакция Фитина на это письмо была острой и эмоциональной, о чем свидетельствуют его ремарки непосредственно по тексту: «у самого автора этой писанины толкования антисоветские», «как можно писать такую чушь?».

В августе 1945 года в резидентуру НКГБ в Белграде за подписью Фитина было направлено письмо, где в отношении доклада из Загреба, в частности, говорилось, что Центр уже неоднократно просил все документы, которые в какой-либо мере свидетельствуют о элементах нелояльного отношения к нам со стороны отдельных югославских работников, снабжать своими критическими оценками». Резиденту был сделан упрек в том, что, переправляя прямые обвинения в адрес основных руководителей партии и правительства, он счел возможным лишь ограничиться замечанием: «В докладе есть много тенденциозного». «Подобные утверждения без приведения фактов и доказательств не могут быть терпимыми, — указывалось в письме Центра. — Считаем, что авторы этих слухов могут быть либо жертвами английской провокации, либо активными проводниками ее». Фитин потребовал тщательно проанализировать информацию подобных источников. В заключение письма руководитель разведки высказал пожелание, во многом провидческое: