Перед всеми предстал старик в ботах. Теперь он был одет как факир, без шапки только. А выводил его за руку, как это обычно бывает в театре, режиссер Иннокентий Михайлович. Он еще опирался на костыль, но загипсованная его нога подволакивалась легко и, можно сказать, артистично. Старик в ботах сорвал с головы лысину, под которой оказалась буйно-рыжая шевелюра, — все узнали в нем сравнительно молодого, но очень и очень заслуженного артиста Куроедова. Иннокентий Михайлович и Куроедов поклонились, и все начали кланяться, кто более, а кто менее уверенно. Ведь все в конечном итоге оказались участниками спектакля. Только Маленький Гоп и Подготовительный Сева не понимали, видимо, значительности момента: один отбирал у другого найденную в требухе чучела батарейку.

Все кланялись, кланялись, кланя… и вдруг застыли, словно заколдованные.

Медленно передвигая лапами, с противным шуршанием волоча хвост, покачивая головами на длинных морщинистых шеях, сонно тараща красные глаза, выползал из зоопарковой тьмы Загнилен.

Этот был настоящий.