В конце концов кодла ушла, пора уже было и ребятам расходиться по домам, но не хотелось в этот день расставаться. Сначала наладили дверь, прилепив выпавшие дощечки пластилином, попили чаю, поговорили, а времени уже час ночи.

Так и заночевали.

Утром чуть свет проснулись от крика:

— Проклятье какое-то, господи! В коридоре наплевано! Грязь несусветная! А дверь!.. С дверью-то что сделали! Наказание инквизиторское!

Димина мама приехала, догадался Валерик.

Хлопнула дверь, и второй голос продолжал:

— Вот он где, мучитель! — не мог не узнать Валерик второй голос. Вдвоем у мам получалось довольно эффектно. Димина мама первым голосом, Валерикина — вторым. Сначала по очереди, потом в унисон.

— Ну что раскричались?! — заворочался на своей постели Дима. — Поспать не дадут! Суп лучше ешьте, я сварил…

— Ничего страшного не произошло, — вклинился еще один голос, — главное, все живы и здоровы.

И Вадим Петрович здесь.

С четверть часа, наверно, обе мамы кричали, а Вадим Петрович их успокаивал, потом инициатива перешла к нему. С его слов получалось, что Дима, Валерик да и Рафаил отличные, в принципе, ребята. Обе мамы сначала оспаривали эту точку зрения, но потом согласились с ней, как ни странно. И все бы благополучно завершилось, если бы не соседка. Явилась некстати, начала выговаривать за вчерашний вечер. Оказывается, она — да и не только она, весь подъезд, — наблюдали за тем, что происходило на лестничной площадке. Поскольку наблюдение велось через замочные скважины, картина была искажена и, надо сказать, не в лучшую сторону.

И тут началось дознание. Несмотря на то, что Вадим Петрович сдерживал пыл расходившихся родителей, досталось ребятам крепко.

Снег выпал к середине декабря. Снегу радовались, как чуду.

Студия надела валенки, мягко выкатилась из ДК прямо к дверям автобуса.

Долгожданные зимние этюды!

— Мы в лесу, — приложил палец к губам Вадим Петрович.

И в самом деле, лес стоял такой тихий и торжественный, что шуметь и кричать в нем было бы кощунственным.

Черный полушубок мелькал впереди, Вадим Петрович шел осторожно, чтобы не потревожить облакастый, щедро лежащий на лапах и лапушках елей снег. Так же осторожно, гуськом, шли за ним ребята. Валерик перегнал Диму и Рафаила, там дальше, за поваленным деревом, за густыми кустами должен был открыться пейзаж, который ждал, хотел увидеть, — строгий, несколько даже угрюмый, с неразгаданной красотой. Тропка сделала зигзаг, вырулила к железнодорожной насыпи. Мимо со страшным грохотом промчалась электричка.

— успел разглядеть Валерик. От поднятого электричкой ветра упал с елок снег.

Электричка отгрохотала — и снова тихо. Но тишина эта больше ничего волшебного для Валерика не таила. Если пойти по тропке дальше, наверняка придешь на барахолку.

Тропка снова вильнула в глубину леса и через минуту вывела на уютную полянку.

— Располагайтесь, ребята, — сказал Вадим Петрович.

И каждый, найдя свою точку, с которой природа представлялась наиболее привлекательной, раскладывал рисовальные принадлежности. Только Валерик ходил неприкаянный. Куда ни посмотри — везде безлистые березовые ветки, колючие, обронившие снег лапы обломанных елок. Подумал о Лильке: почему не поехала на этюды? Алик — понятно: воскресенье у него рабочий день. А Лилька?..

Вадим Петрович подошел к Валерику, посмотрел вопросительно.

— Не хочется что-то рисовать, — сказал Валерик.

— Ну, не рисуй. Я думаю, на этюдах это не так важно. Можно посмотреть и запомнить. Хотя и запоминать не обязательно. Главное, понять, почувствовать…

Он присел на корточки, принялся разглядывать снег, как какое-нибудь чудо. Снег в ложбинке темнел, был мокрым и пористым, впитывал влагу из непромерзшего еще до дна ручья, живое струение которого едва чувствовалось, и стоило только легонько дохнуть холодам — оно прекратится, снежная мякоть начнет прорастать кристаллами, застекленеет.

— Смотри, — сказал Вадим Петрович и принялся наговаривать почти бессвязное: — Вода! Это не просто H2O. Чудесное вещество, в котором множество тайн. Жизнь воды, она разнообразна, удивительна… Звонкие кристаллы и мягкая волна… капля, океан, туман и пар — это, брат, вода. Вода, — он наборматывал, наборматывал, а у Валерика начинала зябнуть спина — сырость подступала снизу и впитывалась всей кожей.

Снова прогрохотала электричка.

«А зачем мне все это? — загнанно подумал Валерик. — Жизнь вещества, все эти тонкости… Чужая душа, сочувствие траве и камню, когда меня никто не понимает, мне никто не сочувствует?!»

— Ты чего? — очнулся Вадим Петрович. — Замерз?.. Пойдем в автобус.

Валерик мотнул головой: а, все равно. Пошел к автобусу.

— Какой-то ты стал безучастный — во всем.

— Вон электричка поехала на Чувякиш, а мы на этюдах…

— Ну и что? Какая связь?

— Почему люди так по-разному живут?

— Вот ты о чем… Так, видишь ли, было во все времена. Были купчики, были толстомордые и сытые. Но были и декабристы, бессребреники, Пушкин был.

— Но купчикам-то лучше живется!