Второй: Не ослабляй!

Первый: Всё, всё как было – а ты другой. Или нет, ещё не другой, будешь ещё другим, готовишься только стать другим, но уже нет, нет этих нитей, обрывки одни у тебя в руках!

Второй: Тяни! Ещё! Хорош! (Обрезает верёвку, в руках у Первого остается обрывок)

Первый: (с обрывком в руках) Нормально?

Второй: Да. (заглядывает в мешок и привязывает к чему-то верёвку) Дай фонарь. (берёт фонарь, залезает в мешок)

Первый: А вот ещё: сидел я однажды в гостинице. Жарко. Делать нечего, всё везде закрыто – выходной. Листал журнал, переключал телевизорные программы, сигаретой тыкал в круглую пепельницу – наслаждался как мог, гостиничным комфортом. А потом – выглянул в окно... (Взволнованно) Всё пространство внизу, перед входом, было заполнено большими красными «Икарусами». Они гудели, фырчали, покашливали, их окна сверкали на солнце... длинные блестящие крыши напоминали о диковинных животных цивилизации!

Второй: (из мешка, глухо) Куда же она подевалась?

Первый: (самозабвенно) Я вдруг отчетливо представил, что мог бы оказаться в каждом из этих автобусов – и мчаться, откинувшись в кресле, и жадно наблюдать меняющуюся панораму мира. Я мог бы быть в каждом из этих автобусов – и во всех сразу! Дух захватывает, как подумаешь о множественности этих вариантов, о возможности своего появления в каждом, в каждом, в каждом!

Второй: (глухо, из мешка) Вот... на самом деле лежит... (грохочет)

Первый: Меня прошиб пот и заколотилось сердце! Как и тогда, на центральном проспекте – там, где обе его стороны сужаются и можно без труда разглядеть всё, что происходит напротив. День подходил к концу, он безропотно укладывался на своё нагревшееся ложе, уступая дежурство медленно приближающейся ночи. Чего только не увидишь, летом, в это время, на центральном проспекте! Я остановился. Я превратился в чуткую видеокамеру, которая фиксировала каждое движение, каждое слово, взгляды, скрипы, звоны, смех! Многообразная жизнь роилась вокруг, она пронизывала всё и в каждой складке её одежд таилась возможность сделать хотя бы попытку! Как кружилась голова!

Второй по-прежнему чем-то грохочет в мешке.

Знаешь... чего мне не хватает больше всего? Это может показаться странным... мне не хватает возможности пойти и... выпить чашечку кофе. Не потому что я так уж сильно люблю кофе! Плевать на него! Харк-харк! Но вот только эта возможность – встать и идти, идти по направлению. Идти в сторону кафетерия. Не очень-то думая о маршруте – но и не упуская его из виду. Идти не спеша – и не теряя тонуса движения, помня о цели – и не чувствуя магнитной необходимости долга. Идти! Двигаться! Быть! Нырнуть в разноголосую суету кофейни, не спеша подойти к стойке, звякнуть монетами, взять чашку, размешать сахар и – завершив строгую ритуальную последовательность действий – ощутить, как горячая жидкость медленно вливается в тебя самоё!

Второй вылезает из мешка и опять начинает возиться с разбросанными предметами.

Второй: Как-то я услышал: в городе находится популярная кинозвезда. Её все знают – она постоянно играет разных там героинь, любовниц – у неё страшно сексуальный имидж – с некоторым налётом интеллектуальности – я видел все её фильмы – мне всегда она нравилась – (начинает пилить железо) – пошёл к ней, в отель – будничным голосом сказал, что хочу с ней спать – совершенно не удивилась – потом я сказал, что хотел бы проверить на практике – такая ли она в жизни, какой представляется в кино – ещё что-то сказал – я знал наизусть все её улыбки, позы, колебания тела, все её ухватки, развороты, пропорции – я не ошибся – в жизни она оказалась точно такой же, только объёмной, дышащей, пахнущей. (достает кисть, разводит краску, начинает красить доски)

Первый: (в восторге) Чем же от неё пахло?

Второй: (продолжает красить) Миндалём. Голая горячая женщина с запахом миндаля. Ещё – но уже потом – легко пахло сладким потом. Пахло независимой плотью – пахло свободой животного – я всё думал – какие мы все маленькие, слабенькие, ничего у каждого из нас нет, кроме самих себя, кроме собственного тела. Ну, с этим всё. (начинает красить железо) Больше всего мне нравилась знаменитая постельная сцена из старого её фильма – она там сначала соблазняет героя – потом мнимо, искусно сопротивляется – потом внезапно преображается и резко доминирует.

Первый: Ну и воняет эта краска!

Второй: Я даже не знаю, что больше меня возбудило – на, забери фонарь – слияние с ней или то, что всё было точно так же, как в фильме.

Первый: Фонарь.

Второй: Не мог я тогда понять, где я.

Первый: Ты так хотел, чтобы она доминировала?

Второй: Подожди, я скоро закончу, запах быстро выветрится. Я хотел... чтобы она брала меня, держала меня, управляла мной. Чтобы она хотела меня. Чтобы она делала со мной всё, что ей вздумается. Вот и всё, готово. Хотел быть покорным, зависящим, весь в её власти. (что-то ищет среди разбросанных предметов) Потом-то мы разыграли много разных сцен. Из других фильмов. Уходя утром... я посмотрел на неё. Она дремала.