Мисс Гатри дожидалась меня в помещении, на протяжении всего нашего повествования именуемом учебным классом. Она сразу поразила меня сочетанием женственной элегантности и той кипучей энергии, которая придает многим ее образованным соотечественницам труднообъяснимый шарм. И я подумал, что, назвав ее «личностью положительной и симпатичной», инспектор Спейт продемонстрировал не только точность своих формулировок, но и неожиданно утонченный вкус. Настроена она была на деловой лад. Я догадывался, что мисс Гатри имеет некоторое элементарное представление о юриспруденции, но тем не менее посчитал нужным сказать ей несколько слов о том, как обычно складываются взаимоотношения между адвокатом и клиентом в нашем островном государстве. Она выслушала меня с глубочайшим и уважительным вниманием – читатель не должен думать, что я не знаю за собой склонности к некоторой помпезности в подобных случаях, – а потом мы с комфортом расположились на диване. Мисс Гатри была при этом столь добра, что ответила согласием на мою просьбу разрешить мне выкурить трубку.

– До сего момента, – сказал я, – мне удалось побеседовать только с неким мистером Беллом, нашим другом мистером Гилби, который дал мне наиболее полные показания, причем как в устном, так и в письменном виде, и с Хардкаслами. Характеристика, данная Хардкаслу Гилби, представляется мне весьма близкой к реальности.

– Да, Ноэл – весьма способный молодой человек, – коротко отреагировала на это мисс Гатри.

– Несомненно. Он также создал нечто вроде вашего портрета, отметив черты характера в письме к своему близкому другу.

С чуть натянутым безразличием мисс Гатри бросила:

– Ах, вот даже как?

– Ему, в частности, показалось, что вы не склонны к романтизму.

– Это несправедливо со стороны Ноэла. Все хорошие девушки – романтические натуры.

Я улыбнулся:

– Но только некоторые это тщательно скрывают.

Сибила Гатри прикурила сигарету и спросила:

– Мистер Уэддерберн, вы считаете, что нам именно с этого следовало начать обсуждение нашего дела?

– Да, – серьезно ответил я, – мне представляется правильным такой изначальный подход к нему.

– Очень хорошо. Итак, я романтическая девушка, и Ноэл ошибся. Быть может, вы теперь объясните, почему пришли к подобному выводу?

– Вспомните хотя бы, каким образом вы проникли в Эркани, мисс Гатри. Мистер Гилби, оказавшийся вовлеченным в ваш план и имевший возможность близко наблюдать за его осуществлением, остался под большим впечатлением от его продуманности и эффективности. Но для человека, который, подобно мне, имеет возможность рассмотреть вопрос со стороны, более всего бросается в глаза романтическая составляющая дела. Как я догадываюсь, вы уже имели на руках документы, свидетельствующие о том, что мистера Гатри невозможно было бы официально признать умалишенным и недееспособным. Таким образом, ваш личный тайный визит сюда не имел никакого практического смысла. Но вас манила волнующая кровь ситуация. Романтика и адреналин – вот что руководило вами в попытках осадить замок и взять его, если не приступом, то хитростью. Вы даже не побоялись послать весьма красноречивую телеграмму своему американскому юристу, находившемуся в Лондоне. Какие цели вы при этом преследовали? Отстаивали семейные интересы? Ничуть. Вы попросту искали приключений, причем вам нужно было придать им хотя бы видимость опасности для остроты ощущений. И для подобной цели очень подходила эксцентричная фигура мистера Гатри. Ноэла Гилби настолько поразила ловкость ваших действий, что он полностью упустил из вида ваш главный мотив. А это романтика чистейшей воды.

Мисс Гатри пустила между нами тонкую струйку сигаретного дыма.

– И какой же вывод отсюда следует, по вашему мнению, мистер Уэддерберн?

– Я лишь задался вопросом, не могли ли те же романтические импульсы заставить вас слегка подкорректировать рассказ о том, чему вы стали свидетельницей в башне?

– Вы намекаете, что Рэналд Гатри вовсе не покончил с собой?

– Напротив, я уверен в его самоубийстве. Поверьте, если бы я посчитал, что ваш рассказ об увиденном, изложенный мистером Гилби, насквозь лжив, я бы ни за что не согласился представлять ваши интересы как юрист. А сейчас, мисс Гатри, нам было бы лучше продолжить эту предварительную консультацию непосредственно на месте трагического происшествия.

– Вы говорите о башне? А нужно ли? Мне теперь ненавистна сама мысль о ней.

– И все же я считаю, что если вы окажете мне такую любезность и мы не столкнемся с возражениями полиции, то это может оказаться весьма полезным.

Мой новый приятель инспектор Спейт находился в благодушном настроении и без лишних разговоров передал ключи от дверей на лестницу и от личного кабинета покойного. Вместе с мисс Гатри мы совершили требующее изрядных усилий восхождение. Войдя внутрь, я стал осматриваться с неподдельным любопытством. Всего в нескольких футах от двери, через которую мы попали в кабинет, располагалась, вероятно, та самая дверь в небольшую спальню. Примерно в центре стены слева находилась похожая на французское окно дверь на балкон. Посреди комнаты стоял квадратный стол, заменявший здесь письменный. И повсюду можно было видеть книги.

Меня поразил дряхлый вид помещения. Я не замечал ни одной вещи, которая ни казалась бы стоявшей на своем месте много десятилетий. Из чего вытекало, что покойный мистер Гатри обладал не только консервативным вкусом, но и не желал тратить на новшества ни единого пенни. Почти без всякой надежды что-нибудь обнаружить, я искал глазами приметы двадцатого или хотя бы девятнадцатого столетия, и совершенно неожиданно нашел искомое в виде стоявшего на столе телефонного аппарата. В недоумении я посмотрел на мисс Гатри.

– Только не говорите мне, что замок подключен к телефонной линии!

– Нет, разумеется, мистер Уэддерберн. Мы не настолько глупы. Этот аппарат, видимо, предназначен для связи с управляющим и с фермой. Хотя в самом замке я второго телефона не видела.

– Примечательная инновация, если учесть скупость бывшего владельца. Как нетрудно предположить, полиция основательно прошлась по всем комнатам, но тем не менее, прежде чем продолжить беседу, давайте проведем здесь свою инспекцию. И начнем с варварски изуродованного бюро.