Шрифт:
Повсюду стояли стражники с копьями, дубинками и каменными топорами. В конце зала была видна деревянная лестница, заканчивающаяся балконом с высокими перилами. Перегнувшись через перила, на пленников глазели женщины.
Один из сидевших за столом был крепким, мускулистым, невысоким мужчиной. Тело у него было волосатое, волосы — черные, курчавые, нос с горбинкой и злобные, как у ястреба, карие глаза. Второй был выше ростом, светловолосый, цвет глаз в полумраке определить точно было трудно, но скорее всего они были голубыми. У него было широкоскулое тевтонское лицо. Выразительное брюшко и намек на второй подбородок говорили о том, что еду и спиртное тут забирают из цилиндров рабов.
Фрайгейт опустился на пол, но его по знаку блондина подняли и поставили на ноги. Фрайгейт глянул на блондина и проговорил:
— Вы похожи на Германа Геринга в молодости.
Он тут же упал на колени, вскрикнув от боли — стражник ткнул его острием копья под ребра.
Блондин заговорил по-английски с явным немецким акцентом:
— Больше не сметь трогать их, пока я не прикажу. Пусть болтают.
Прищурившись, он несколько мгновений испытующе разглядывал пленников, потом заявил:
— Да, я Герман Геринг.
— Кто такой Геринг? — спросил Бёртон.
— Твой дружок тебе потом расскажет, — сказал немец. — Если у тебя будет «потом». Я не сержусь на вас — вы отменно дрались. Я восхищаюсь людьми, которые умеют сражаться. Я всегда могу разжиться новыми копьями, особенно теперь, когда вы угробили столько народа. Предлагаю вам выбор. Мужчинам, я имею в виду. Оставайтесь со мной и живите припеваючи, имея еду, спиртное, табак и женщин, каких только пожелаете. Или работайте на меня, как рабы.
— На нас, — вмешался второй из сидевших за столом. — Ты, Херрманн, забываешь, што у меня штолько же праф говорить про этто, школько у ттебя.
Геринг улыбнулся, причмокнул и сказал:
— Конечно! Я просто применил местоимение «я» в королевском смысле. Хорошо, на нас. Если вы согласитесь служить нам, — а для вас же будет куда лучше, если согласитесь, — вы присягнете на верность мне, Герману Герингу, и бывшему правителю древнего Рима, Туллу Гостилию [37] .
37
Царь древнего Рима, правивший с 673 по 641 г. до н. э.
Бёртон пристально вгляделся в лицо второго мужчины. Неужели перед ним действительно легендарный правитель древнего Рима? Того Рима, что был всего лишь крошечной деревушкой, которой угрожали другие италийские племена — сабины [38] , эквы [39] и вольски [40] ? Которых, в свою очередь, одолели умбры [41] , которых затем оттеснили могущественные этруски? Неужели это действительно Тулл Гостилий, воинственный преемник миролюбивого Нумы Помпилия [42] ? Внешне в нем не было ничего такого, что отличало бы его от тысяч итальянцев, которых Бёртон встречал на улицах Сиены [43] . Но если он действительно был тем, за кого себя выдавал, он мог стать роскошным приобретением — в переносном смысле, конечно. Он должен, поскольку, скорее всего, сам был этруском, знать этрусский язык, а кроме него доклассическую латынь, сабинский, а может быть, кампанийский греческий. Может быть, он даже встречался с Ромулом, предполагаемым основателем Рима. Каких только историй не мог рассказать этот человек!
38
Италийские племена, обитавшие в начале I тысячелетия н. э. в долинах рек Тибр, Атернус и Анио. Сыграли огромную роль в образовании римской народности.
39
Италийские племена окского происхождения, покоренные римлянами в 304 г. до н. э.
40
Древнее племя в Центральной Италии, вероятно, родственное умбрам. Во второй половине IV в. до н. э. покорены римлянами.
41
Италийское племя, исконные обитатели Северной и Средней Италии. В III–II вв. до н. э. покорены римлянами.
42
Согласно античной традиции, второй царь древнего Рима в 715–673/672 гг. до н. э.; ему приписывается создание жреческих коллегий, коллегий ремесленников, учреждение религиозных культов.
43
Город в Центральной Италии, в области Тоскана.
— Ну? — поторопил Геринг.
— Что нам придется делать, если мы станем служить вам? — спросил Бёртон.
— Прежде всего, я… мы… должны убедиться, что вы нам подходите. Другими словами, что вы мужчины, которые без смущения и промедления выполнят все, что мы прикажем. Мы подвергнем вас небольшому испытанию.
Он отдал приказ, и через минуту вперед вывели несколько мужчин. Все они были изможденные и раненые.
— Они поранились во время обработки камней или на постройке стен, — сообщил Геринг. — Все, кроме двоих, схваченных при попытке к бегству. Их придется наказать. Все будут убиты, потому что от них теперь никакого толка. Если вы полны решимости служить нам, то не смутитесь и убьете их всех.
— Кроме того, — добавил он, — все они евреи. — Чего их жалеть?
Кэмпбелл, тот рыжий детина, что бросил Гвенавфру в Реку, подошел к Бёртону и подал ему здоровенную дубину, увенчанную двумя кремневыми лезвиями. Двое стражников схватили раба — высокого блондина с синими глазами и греческим профилем — и бросили на колени. Он гневно глянул на Геринга и плюнул в него.
Геринг расхохотался:
— Гордец, как все их отродье. Я мог бы превратить его в дрожащее и умоляющее о смерти месиво, если бы захотел. Но пытки меня не слишком интересуют. Мой друг предпочел бы попытать его огнем, но я все-таки гуманен.
— Я способен убить человека, защищаясь или защищая тех, кто нуждается в защите, — сказал Бёртон. — Но я не палач.
— Убить еврея — значит спасти свою жизнь, — возразил Геринг. — Не сделаешь этого — все равно умрешь. Только не сразу.
— Нет, — ответил Бёртон.
Геринг вздохнул:
— Ох уж эти мне англичане! Что ж, я бы не отказался иметь тебя у себя на службе. Но если ты не желаешь совершать разумный поступок — как хочешь. А ты? — обратился он к Фрайгейту.
Фрайгейт, который все еще пребывал в полубессознательном состоянии, выдавил: