— «Береза!» «Береза!» Я «Тюльпан!» Я «Тюльпан!» Вы слышите меня? Отвечайте. Отвечайте!

Андрюхин выкурил несколько самокруток и уже потерял надежду, что «Береза» откликнется, как вдруг Вера обрадованно крикнула:

— Есть связь, товарищ командир!

Андрюхин торопливо шагнул к ней.

— Передавай слово в слово. — Он повторил текст.

Вера передала радиограмму, а через минуту приняла ответ.

— Что там? — спросил Андрюхин.

Вера сняла наушники.

— Ответили: «Вас поняли, „Береза“ одобряет решение. Огонь будет».

— Добро, — проговорил Андрюхин и вышел из землянки.

Под утро отряд с небольшими потерями прорвал кольцо окружения и соединился со своей бригадой.

При прорыве щорсовцев поддерживали не только партизаны Стороженко, но и бойцы Просандеева из отряда «Смерть фашизму», который входил в бригаду Морогова.

После боя партизаны из взвода Баутина неожиданно для себя узнали старых знакомых — Ивана Ивановича с ручным пулеметом и девушку, назвавшуюся Федоровой, — бойцов из той самой группы, которая помогла им летом при выходе из окружения.

Почти целый месяц партизанский край находился в блокаде. Фашисты стянули свои войска к батуринскому, вадинскому и верхне-малышкинским лесам, где базировались партизанские бригады, обложили их со всех сторон.

Операцию «Падающая звезда» гитлеровцы начали двенадцатого января сорок третьего года.

Несколько суток немцы беспрерывно обстреливали леса из пушек и минометов, бомбили с самолетов, потом при поддержке танков стали сжимать кольцо, пытаясь сломить обороняющихся партизан. Но все усилия фашистских карателей были безрезультатны: вадинцы держались стойко, мужественно и всякий раз отбрасывали противника. Немцы не ожидали такого сопротивления. Бросаясь в новое наступление, фашисты нарывались на плотный огонь партизан — атаки захлебывались. Немцы снова отходили на исходные позиции, оставляя в лесу много убитых и раненых.

И лишь только стихал бой, а пороховой дым не успевал еще и рассеиваться, как бойцы подползали к убитым врагам, забирали их автоматы, гранаты и возвращались в свои окопы.

Каждый день карательной операции дорого стоил фашистам. Были потери и у партизан, хотя значительно меньше, чем у противника.

В отряде Андрюхина первого февраля сорок третьего года в бою погиб пулеметчик Николай Аверкин. Во время атаки карателей Аверкин лежал за пулеметом и вел огонь по вражеской цепи.

Свой «максим»'он с напарником вынес из дзота и установил повыше, на кровле землянки, чтобы больше был сектор обстрела. Немцы никак не могли пройти на этом участке. Их огонь из автоматов не доставал пулеметчика. Но пули нет-нет да и щелкали о стальной щиток. И вдруг снайперская пуля прошла сквозь прицельную щель в щитке, ударила в висок пулеметчика. Аверкин повалился на бок. Второй номер заменил своего друга, и пулемет снова заработал. Отбив атаку, партизаны отнесли Аверкина в землянку и уложили на нары, а вскоре он умер.

Шли двадцать третьи сутки блокады. К исходу дня немецкая авиация совершила четыре массированных налета. Лес гремел от непрерывных взрывов. После бомбежки фашисты снова начали артиллерийский и минометный обстрел. После часовой артподготовки гитлеровцы двинулись на партизанские окопы. Но шли они уже не в открытую, как раньше, а короткими перебежками от дерева к дереву. В сотне метров от окопов были прорублены широкие просеки. И когда каратели попытались сунуться на открытый участок, они были встречены плотным огнем автоматов и пулеметов. Партизаны не пропустили немцев дальше середины просеки.

Опасаясь наступления темноты, гитлеровцы больше не осмелились в тот день атаковать. Потери давали себя знать. Не хватало патронов, мин, гранат и снарядов. Кончались продукты. На исходе была соль. Ее выдавали только тяжелораненым.

Самое тяжелое испытание выпало бригаде, которой командовал Морогов.

Его поредевшая бригада, в которой теперь насчитывалось около семисот бойцов, держала десятикилометровую оборону. Партизаны стояли насмерть. Беспредельная храбрость бойцов этой бригады была под стать их боевому, смелому и талантливому комбригу.

Учитывая создавшуюся обстановку, оперативный центр на совещании командиров принял решение всем бригадам идти на прорыв блокады.

Вернувшись с совещания, Андрюхин сразу же созвал командиров взводов и проинформировал их о принятом центром решении. Он доложил командирам взводов, что их отряду предстоит прорываться из окружения на северо-запад, в направлении бельских лесов. Все понимали, что пробиться будет очень трудно, а вернее, невозможно — силы слишком неравные, да и в немецком кольце нигде не просматривалось слабого места.

У Андрюхина не было времени на долгое обдумывание плана прорыва: решение надо было принимать немедля, сейчас.

И тут поднялся командир первого взвода Типугин. Он предложил послать связного к регулярным частям Красной Армии с просьбой о помощи. Андрюхин в душе обрадовался этой мысли, но, прикинув свои возможности, засомневался: едва ли кому-нибудь удастся пройти сквозь вражеское кольцо.

Тогда-то и вспомнил командир третьего взвода Баутин о своем разговоре днем с Сережкой Корниловым. Сережка понимал, в каком тяжелом положении находится отряд, и про себя тоже думал, как бы помочь партизанам. О том, какой у него созрел план, Сережка рассказал командиру взвода. Баутин не поверил ему, не придал особого значения его словам, а сейчас, вспомнив, доложил Андрюхину: