фигурой здесь остается Владимир Соловьев. Он был не чужд

литературе, писал стихи, но здесь, скорее, поэтическое творчество как

бы выплескивалось из его мощной и добротной философии (притом,

что я почти по всем пунктам с ним не согласен). Несмотря на

репрессивность и удушающий режим советской эпохи,

в академической традиции появлялись такие крупные фигуры, как

Лосев, Асмус, Копнин, Ильенков, Мамардашвили. Никакой

включенности в литературный процесс здесь уже не было.

318

Как следует относиться к такому феномену, как популяризация

философии в рамках массовой культуры?

Вопрос непростой. С одной стороны, у каждого профессионального

философа не может не вызывать раздражение жонглирование

сакральными для нас именами мыслителей, фамильярное

бравирование упоминанием дорогих для нас понятий и категорий.

Вообще говоря, такова типичная, ожидаемая и социологически хорошо

объясняемая реакция сидящих в своей «башне из слоновой кости»

представителей абстрактного и «высоколобого» рода занятий на то,

что «башню» эту вдруг стали ломать, а редкие и бережно хранимые

священные реликвии пустили в расход на рекламу, пиар и дешевое

позерство, хоть на телеэкране, хоть в личном блоге.

С другой стороны, «дух веет где хочет». Мировоззренческие,

нравственные, экзистенциальные проблемы никуда не пропали, они

волнуют, пусть по-новому, каждое приходящее поколение. Кто-то

пропустит мимо ушей отвлеченные идеи и незнакомые имена, а кто-то

залезет в «Википедию», потом, глядишь, возьмется за серьезную

статью, книгу, поступит на философский факультет. Не нужно

исключать опять же действия социальных закономерностей: массовая

культура всегда рождает и контрдвижение — против всего расхожего,

низкопробного, против «попсы» и проч. В соответствующих

сообществах, кружках молодежи символом престижа и членства

нередко становится чтение необычных, малоизвестных книг, в том

числе и философских. А бывает и так, что взявшись за книгу вначале

ради личного самоутверждения, молодой человек втягивается и уже

начинает всерьез интересоваться философией.

Поэтому, коротко, ответ таков. Массовая культура захватывает,

перемалывает и выплевывает все без исключения. Никакие запреты

(помимо значащихся в законах о печати и СМИ) здесь и не возможны

и не нужны. Относиться к такой «популяризации» философии следует

снисходительно, без раздражения. Просто самим делать свое дело

честно и всерьез.

Довольны ли вы реакцией российских интеллектуалов на выход

вашей книги "Колея и перевал: макросоциологические основания

стратегий России в XXI веке" ?

Скажу так: уровень моего довольства средний, но с

оптимистическим взглядом на судьбу книги в будущем. Большим

громким событием в интеллектуальной жизни России книга не стала

— никаких иллюзий по этому поводу быть не может.

При этом в ведущих интеллектуальных центрах Москвы о книге, о

результатах исследования российских циклов, о стратегиях

преодоления этой «колеи» я рассказывал: в Институте философии

319

РАН, в Высшей школе экономики (в Фонде «Либеральная миссия», на

семинаре посравнительному анализу развития постсоциалистических

обществ и на Социологическом факультете), на философском

факультете МГУ, в ИНИОНе, Шанинке, РГГУ. Также были лекции,

доклады, диспуты на Полит.Ру (в «Билингве» и в кафе «ПирОГИ» на

Сретенке), в Школе культурной политики, в Библиоглобусе, в Клубе

политических блогеров им. И. Канта, на Радио «Свобода»,

в Независимом информационном центре, в московском бюро РосБалта

и др.

В Санкт-Петербурге я выступал с докладами по результатам книги

в Институте социологии, в Леонтьевском центре, в Географическом

обществе, на Днях философии в ЛГУ (на секции геополитики), на