— Сила! — уважительно сказал Блинов, поближе подсаживаясь к всемогущему оппоненту.

Степа Академик сделал вид, что не заметил льстивого перемещения Блинова. Однако создавать культ в их среде он посчитал излишним. Дожевав бутерброд, он сказал:

— Да, первый оппонент — фигура. Но самый главный человек, Миша, в твоей будущей карьере — это научный руководитель. Помни, Аполлинарий Модестович отныне твой отец в науке. Он ночей не будет спать, чтобы помочь своему питомцу подготовить хорошую диссертацию.

Миша посмотрел на первого оппонента, на научного руководителя, подумал, а потом вместе со своей табуреткой откочевал в сторону Аполлинария Модестовича. Тут самое время было поднять авторитет Степы Академика, и Аполлинарий Модестович, распорядившись разлить коньяк, предложил поднять стаканы за здоровье Степана Гавриловича.

— Если бы не он, молодой человек, мы бы и не знали друг друга. Пожмите его руку, молодой человек!

Миша послушно пожал руку, быстренько освежил на столе закуску и, сказав, что сбегает в магазин за «Боржоми», предложил гостям поговорить на научные темы. Покрасневший Аполлинарий Модестович взял слово первым.

— Ты зачем, Михеич, — сердито спросил он, — меня вешалкой обозвал?

— Да потому что ты гардеробщик, — бесхитростно ответил Михеич. — Я думал, хохма получится, а ты, видишь, обиделся.

— Гардеробщик! Нашел, что высмеивать. Я ведь, Михеич, в свое время, и всякие посты повидал. Да-да, и не скаль рожу-то. Ты еще «би-би» говорил, а у меня уже в то время персональная машина была. Вот так-то!

— Представляю. Небось, эта машина только по пивнушкам и шастала?

— Я тогда слова-то такого не знал. А был я в ту пору заместителем директора института но АХЧ, По административно-хозяйственной части значит. По-нынешнему, проректор. Понял? А ты — «вешалка»! Степан, какая у нас дальше программа? Ведь что-то сообразить надо.

— На двоих или па троих? — сразу встрял Михеич.

— Помолчи. Дай Степану высказаться.

Стена Академик поднялся с табуретки, на цыпочках подошел к двери и, прислушавшись, рывком распахнул ее. У ларька никого не было.

— Осторожность не помешает, — возвращаясь на место, сказал он. — Пивники — они народ ушлый, насквозь видят. Поэтому никаких хохмочек, Михеич. И речь должна быть, как на собрании; культурная, уважительная и всех по имени-отчеству. Вспомни, Михеич, ты ведь сам когда-то был аспирантом.

— Был да весь вышел, — грустно отозвался Михеич. — Это ведь надо: дедушкой назвали.

— Это он сослепу. Но и ты хорош! Рожу-то хотя бы на этой неделе сполоснул. Но давайте ближе к делу. В среду или в пятницу пусть он сдает кандидатский минимум.

— А почему не в четверг?

— В четверг — рыбный день. Мы ведь после экзамена пойдем в ресторан. Экзамен будет по иностранному языку. — Услышав за дверью тихие шаги, Степа Академик замер и приложил палец к губам. Затем нарочито громко продолжил: — Парень он с головой, денька два — три позанимается, ну, а остальное и беру па себя. Долго я уламывал Федор Федоровича — едва уговорил. Все-таки ученый ученого всегда поймет. Кроме тою, сегодня мы должны определить тему диссертации. Какие у вас предложения, Аполлинарий Модестович?

Аполлинарий Модестович вздрогнул. Степа Академик не без основания предположил, что он разбудил будущего научного руководителя.

— Что? — Аполлинарий Модестович резко крутнул головой и тут же вспомнил про чувство собственного достоинства. Подбоченился, сказал: — Ага. Но где же мысль?

— Тему диссертации нужно придумать, — повторил Степа Академик.

— Это мы в момент, — пообещал Аполлинарий Модестович. — Один член-корр забыл у меня…

В это время без скрипа отворилась дверь, и Миша Блинов тихо, бачком, чтобы не сбить ученых с мысли, проник в каморку.

— Где же мысль? Ага! Один член-корр забыл у меня па кафедре брошюрку. Я полистал ее и, по-моему, нашел тему для соискателя.

— Вот это, я понимаю, научный руководитель! — восхищенно отметил Степа Академик. И какая же это тема?

— Что-то связано с философией. Молодой человек будет кандидатом философских наук.

— Нет, нет, нет! — вдруг шумно запротестовал Блинов, вспомнив свой сон. — Я хочу быть только кандидатом индустриальных паук.

— А разве…

— Юрий Михайлович, здесь последнее слово за Михаилом.

— Правильно, Степа! Деньги мои, а ваше дело: кем я хочу, тем меня и делайте. Согласны? Наливай!

Когда Миша Блинов открыл учебник английского языка, то он здорово удивился, что во всей книге нет ни одного знакомого слова. «Ведь учил я его в школе, точно помню, — поражался своей непрочной памяти Миша. — И учителку помню: Агнесса Филипповна». Картинки из школьной жизни выстроились перед его мысленным взором. Он увидел журнал с четкими двойками по иностранному языку, свою нескладную фигуру у доски, когда он в конце четверти по шпаргалке читал английский текст, записанный русскими буквами. «Знал бы я тогда, кем буду, — запоздало посетовал Миша, — весь бы алфавит выучил». Блинов забросил учебник под кровать, твердо решив, что ту часть хлопот пусть делят между собой его ученые друзья, и сразу успокоился.