Шрифт:
В своих блужданиях при выходе из окружения Ивановский обнаруживает склад немецкого оружия. Разработав план по уничтожению склада, он представил его начальству. Генерал, с которым лейтенант обсудил свой план, ухватился за него как утопающий за соломинку, надеясь в случае успеха разорвать цепь непрерывных неудач: великолепно экипированные фашисты со своей безукоризненной по тем временам техникой стремительно двигались к Москве. Советская пехота, плохо вооруженная, обескровленная и без технического оснащения, не только не могла им оказать серьезного сопротивления, но была для них легкой добычей. К тому же и погода как будто была на стороне агрессоров: она не позволяла советским самолетам поддерживать свои наземные войска.
Ивановский, получив «добро» от генерала, ведет группу лыжников через заснеженные поля в тыл врага; тяжелые условия похода довольно скоро приводят к первым потерям в его небольшом отряде. Когда они наконец прибыли на место, экспедиция не обнаружила там склада — немцы передислоцировали его. Ивановский, чувствующий ответственность за своих солдат и находящийся под бременем неудавшейся акции, принимает рискованное для себя решение: он отсылает свою группу назад, в регулярную армию, а сам с одним-единственным напарником отправляется на поиски склада. Потеряв своего партнера, раненый лейтенант выбирает самоубийство, забирая с собой жизнь немецкого солдата. Поджидая в засаде свою возможную жертву, Ивановский словно старался ее загипнотизировать: «Ну иди ж, иди… Он ждал, весь превратившись в живое воплощение ожидания, больше ни на что он не был способен. Он уже не был в состоянии бросить гранату в немца, он мог только взорвать его вместе с собой» [114] .
114
Быкаў Васіль. Т. 1. С. 470.
Некоторые критики могут заметить, что в своем поступке герой Быкова мало чем отличается от камикадзе, и в этом плане писатель не открыл ничего нового. Героизм? Да, конечно. Но, с другой стороны, тот, кто является героем в одном лагере, считается фанатиком в другом. Где грань, отделяющая фанатика от героя?
Конечно, в самой личности. Но также и в обстоятельствах. Ивановский представлен Быковым совсем не как фанатик и даже не как герой, обретайся он в мирной жизни. Героем его сделала война. Причем такая война, когда противник превосходит и в умении воевать, и в технике — во всем. А на стороне своих — моральное превосходство защитников Родины и то, что позже прозвучит в знаменитой песне Окуджавы: «мы за ценой не постоим» — это когда командиры, не считаясь с людскими потерями, безжалостно и подчас напрасно посылали солдат на убой.
Однако нередко солдаты жертвовали собой и по собственной воле. Когда ничего иного не оставалось. Они не были камикадзе. Им приходилось ими быть. Как лейтенанту Ивановскому из белорусского местечка Кубличи.
«Двоюродные», 1966
Обстоятельства, в которых действуют герои В. Быкова, изменчивы, неожиданны, полны превратностей, трагических поворотов. Закономерное в них порою скрыто, а случай — на то есть свои причины — кажется хозяином положения.
Игорь ДедковПервый том собрания сочинений Василя Быкова, состоящий в основном из коротких романов, неожиданно заканчивается рассказом. Однако не только жанр отличает рассказ «Двоюродные» от остальных произведений этого тома: его действие передвинулось на территорию Беларуси. Сюжет рассказа касается местных проблем, опосредованно связанных с партизанами и прямо — с их противниками, полицаями. Несмотря на то что этот рассказ больше подходит третьему тому, включающему партизанскую тематику, он тем не менее не кажется инородным телом и здесь, так как показывает обстоятельства, относящиеся к тому же периоду — войне 1941–1945 годов.
Сюжет выдержан в строгих рамках классического рассказа — это короткое произведение об одном событии с неожиданным концом. Динамика рассказа такова, что мгновенно промелькнувшие семь страниц наносят по сознанию читателя оглушительный удар, от которого не так легко оправиться. Повествование ведется от третьего лица, где безымянная женщина, «она» (видимо, символически обозначающая безмерное и простое понятие — мать), спорит и ссорится со своими двумя сыновьями, пятнадцатилетним Семкой и его старшим братом Алесем, семнадцати лет. Оба сына решили уйти в партизаны, а она, совсем недавно овдовевшая, изо всех сил старается удержать их от этого решения. Вот мать бежит к их другу, который, по ее мнению, заманил их этой идеей, чтобы умолить его отговорить их, своих детей, от затеи, которая им может стоить жизни. Не застав его дома, она загорается другой «спасительной» мыслью. Дело в том, что ее родной племянник, Дрозд, двоюродный брат Алеся и Семки, уже давно служит в полиции. Вот она и обращается к нему по-родственному, чтобы он переубедил двоюродных братьев: «Петрович, родненький, только вот очень прошу, не делай им ничего дурного. Ну, может, попугай их, но не наказывай строго. Молодые же еще, блажь ведь одна, старшему ведь только-только со Спасу пошел восемнадцатый. Разве ж они что понимают…» [115] . Дрозд и его команда, однако, все поняли, но по-своему. Они расстреляли обоих мальчиков, а она, их мать, сама покончила с жизнью, бросившись в пройму колодца.
115
Быкаў Васіль. Т. 1. С. 475.
«Двоюродные», как и все другие большие и малые произведения Быкова, сфокусированы на проблеме выбора, совершаемого в экстремальных обстоятельствах. Эта же проблема рассматривается и в следующем, втором томе шеститомника, который мы сейчас раскроем.
Проблема выбора: «Сотников», 1970
Тогда, когда я давал названия своим вещам, они мне нравились, ну а теперь многие разонравились… вот, скажем, «Сотников»… Это название предложил Твардовский, и до сих пор я думаю, что мое собственное — «Ликвидация» — лучше отражает суть работы. Во время войны это слово имело огромную оперативную силу, стоявшую за практическими действиями, имевшими место во время оккупации. Видите ли, и немецкие, и белорусские полицаи часто опаздывали в своих следственных делах, так как арестовывали больше людей, чем могли допросить. В результате они набирали партию заключенных, до пятидесяти-шестидесяти человек, и держали их под строгой охраной в каком-либо амбаре, время от времени вытягивая из этой толпы несчастных несколько человек и уничтожая их. Они называли подобные казни этим убийственным словом — ликвидация. У меня есть эпизод в сюжете романа — репродукция такой ситуации… К тому же, почему этот роман должен называться «Сотников»? Основной драматический сюжетный конфликт разделен практически поровну между двумя главными героями: Рыбаком и Сотниковым. Уж если использовать личные фамилии героев для названия, там должны были бы стоять обе. Я понимаю, что Твардовскому нужно было удовлетворить цензоров, но все еще думаю, что «Сотников» — неудачное название. Позже менять не хотелось, пусть будет, хоть оно и слабое.
Василь Быков«Сотников» — одно из наиболее популярных произведений Василя Быкова, которое на протяжении почти сорока лет пользуется неустанным вниманием критики. В 1972 году этот роман был переведен на английский язык под названием Ordeal (Суд божий; Мука; Мытарства; Тяжелое испытание).
Краткое, но емкое описание сюжета романа Макмиллином сфокусировано именно на теме романа — проблеме выбора:
Это история, происходящая в оккупированной Беларуси, — о двух партизанах, которым дано трудное задание, а также о разной реакции обоих, глубоко преданных делу и умелых бойцов, на их поражение и плен. Особый реализм Быкова включает мощный дар описания физических ощущений, и читатель делит с партизанами тяготы их бытия, отчаяние и острую физическую боль, которые им приходится выносить на мерзлой, серой и нежилой белорусской земле в зимнюю пору; дополнительным отягчающим их положение обстоятельством является то, что один из них, Сотников, заболел еще в лагере, перед заданием, но вызвался идти только из гордости (чтобы другие не подумали, что он отлынивает. — ЗГ). Из-за того, что болезнь Сотникова серьезна, удача в выполнении задания достаточно сомнительна с самого начала… Найдя короткое пристанище в хате у местных крестьян, один из которых оказался поставленным немцами старостой (согласившимся на эту позицию только по просьбе партизан, с которыми он сотрудничал. — ЗГ), они попали в руки жестокой белорусской полиции. В результате пленения оба партизана поставлены перед тяжелым моральным выбором. Сотников выдержал это испытание — и погиб. Рыбак, прошедший через те же следствие и пытки, совершает первый (чисто рациональный) компромисс, затем следующий, заканчивая как свидетель и коллаборационист, вернее, как помощник при публичной казни, где он участвовал в повешении не только своего товарища, но также двоих крестьян и тринадцатилетней еврейской девочки [116] .
116
Макмиллин. С. 215.