Шрифт:
«Круглянский мост» — это повесть-вопрос. Может ли верная цель оправдывать неправедные, аморальные средства, можно ли для достижения успеха — даже в таком жестоком деле, как война, — пренебрегать нравственными принципами, не чреваты ли подобные победы потерями, которые не окупаются никакими успехами, и не таит ли в себе прагматическая целесообразность, попирающая мораль, корыстный, шкурный интерес — вот над чем размышляет писатель в «Круглянском мосте», вот с крайней резкостью поставленные им перед читателем проблемы.
Лазарь ЛазаревВ центре «Круглянского моста» — судьба двух детей. Один из них — Митя — погиб по вине двух партизан, обманом пославших мальчика на задание, так как им не хотелось рисковать собой лично. Судьба второго, осиротевшего подростка Степки Толкача, неизвестна читателю и зависит от решения какого-то полумифического комиссара, который так и не появляется в романе. Макмиллин предлагает свое видение этого быковского героя таким образом:
Ситуация показана глазами Степки Толкача, 17-летнего простака и сироты [171] , чью несчастную жизнь Быков сумел подробно изложить, несмотря на небольшой объем романа. Тщедушный и нескладный, Степка сбежал к партизанам из оккупированной деревни и постоянно подвергается издевательствам со стороны двух партизан, старших его по возрасту. Один из них, Брытвин, хоть и не совсем законченный злодей, тем не менее глубоко убежден в том, что цель оправдывает средства. Эта идея, в глазах Быкова, лежала во главе политики нацистов, представляя собой все худшее, против чего боролся советский народ [172] .
171
В последних изданиях Степке не 17, а уже исполнилось 18 лет.
172
Макмиллин. С. 214.
Действительно, жизнь Степки Толкача, рано познавшего ее тяжкие стороны — одиночество, сиротство, незаслуженные побои, нравственные и физические обиды и надругательства, — вполне могла превратить его в бесчувственного недоумка. Однако именно он, практически подросток, личным мужеством и непримиримостью бросает вызов более сильному и авторитетному среди партизан Брытвину. Степка со своим страстным желанием восстановления справедливости, всего вероятнее, накличет на себя собственную смерть, так как изворотливый и подлый Брытвин, сознательно пославший мальчика Митю на верную гибель, пойдет на все ради спасения своей шкуры. Таким образом и неожиданно для советской литературы «Круглянский мост» вместо «героических деяний» показывает затемненные до Быкова уголки партизанского быта. Лазарь Лазарев определяет этот роман в качестве одного из сильнейших быковских заявлений об отрицательных сторонах советского партизанского движения. По мнению критика, в романе «Круглянский мост» писатель не только занимает непримиримую позицию по отношению к жестокости и непорядочности, бытовавшим у некоторых партизан, но и скрупулезно анализирует как эти явления, так и их последствия. В своем критическом анализе «Круглянского моста» Лазарев опирается и на дополнительные источники, среди которых немалую роль играют свидетельства партизан таких разных времен и поколений, как друг Быкова писатель Алесь Адамович (сам бывший подростком в партизанах) и известный герой Отечественной войны 1812 года, поэт и мемуарист Денис Давыдов [173] . Так, Лазарев приводит слова Давыдова о роли нравственных качеств в партизанской войне: «Нравственная часть едва ли уступает вещественной доле этой части» [174] . Это высказывание Давыдова служит верным определением кредо Василя Быкова, который, не будучи партизаном, сумел понять первопричину зла как у нацистов, так и у некоторых их противников: нравственное разложение и эгоизм, будь то отдельная личность или целое сообщество. Быков, однако, «оживил» эту первопричину, показывая на примере такого персонажа, как Брытвин, последствия нравственного падения человека, заразность этого явления, а также то, как трудно с этим бороться из-за «правильной» риторики, которой личности типа Брытвина обрамляют свои действия. В своем дискурсе Лазарев также не раз полемизирует с советскими литературными критиками, типа Мотяшова, представляющими официальную линию Компартии СССР, которые годы напролет нападали как на роман, так и на его автора.
173
Денис Давыдов (1784–1839), поэт, писатель, мемуарист, бесстрашный гусар, в быту — эпикуреец, — легендарный герой и прекрасный товарищ, — был известнейшим человеком своего времени не только из-за вышеперечисленных и неперечисленных его личных человеческих качеств, но прежде всего благодаря его личной роли в победе над Наполеоном в войне 1812 года. Д. Давыдов явился инициатором партизанского движения, развернувшегося в смоленских, брянских (историческая Беларусь до конца XVII века), витебских и минских лесах, где, как было упомянуто ранее, партизаны пользовались безоговорочной поддержкой местного населения всех вероисповеданий. Его мемуары «Дневник партизанских действий 1812 года» появились полностью в печати только в 1860 году. Дневники служили живым материалом его собственной литературной деятельности с 1814 по 1839 год, эпизодически появляясь в сокращенной форме начиная с 1820 года. Дневники написаны ярко, демонстрируя литературный и военный талант автора. Они построены часто на драматических, но реальных случаях, пережитых Давыдовым во время партизанской войны. Давыдов пользовался европейской славой в качестве блестящего гусарского офицера, обладающего баснословным остроумием, а также — удачливого баловня судьбы.
174
Публикуется по: Лазарев. Василь Быков. С. 115.
«Круглянский мост» построен методом инверсии. Степка Толкач, находящийся с подачи Брытвина под арестом, вспоминает подробности последнего боевого задания, кончившегося так плачевно. Степка был одним из четверых партизан, которым было поручено взорвать деревянный мост около местечка под названием Кругляны. Этот мост не представлял из себя никакого военного интереса для обеих сторон, и фашисты редко его охраняли, поэтому партизаны отнеслись к этому заданию довольно легкомысленно, не усматривая в нем риска. Они просто захватили с собой канистру с бензином, даже не взяв взрывчатку, чтобы не перегружаться. Эту группу вел Маслаков, опытный боевой командир, сам подбиравший людей для выполнения этого задания. Он выбрал Степку первым потому, что уже ходил с ним на задание и убедился, что подросток, несмотря на резковатость характера, на деле не раз показал себя дисциплинированным и разумным партизаном. Маслаков на отдыхе порой беззлобно подтрунивал над парнем, но делал это дружелюбно, безобидно, даже как-то по-родственному. А Толкач, в свою очередь, был благодарен Маслакову за то, что тот взял его на «взрослое задание», выполнением которого он сможет гордиться; ведь его из-за возраста редко посылали на задания — куда чаще ему доводилось работать на кухне. Данила Шпак, местный крестьянин, шел в качестве проводника. Четвертым стал Брытвин, сам вызвавшийся на задание, так как у него были на это свои причины: хотел заслужить одобрение партизанского начальства, которое в данный момент относилось к нему более чем прохладно, упрекая его в самоуправстве, — будучи командиром отряда, тот недавно застрелил партизана, притом что обвинение не было доказано. Его добровольное участие в задании — попытка вернуть свою командную позицию. Во время задания Брытвин ведет себя скорее как командир группы, чем рядовой партизан. Хитроватый Шпак, как и Брытвин, отлынивает от работы, но, в отличие от него, не пытается из себя строить командира. Единственное желание крестьянина — воспользоваться случаем и заскочить к родным: наесться и напиться до отвала да взять с собой в лес побольше припасов. Таким образом, с начала воспоминаний Степки, в которые вкрапляется голос автора, становится понятным, что из четырех партизан только двое пошли на задание ради дела. Когда Маслаков и Толкач дошли до моста (Брытвин и Шпак решили отсидеться в тылу), они напоролись на засаду, и Маслаков был смертельно ранен. Брытвин, заместивший погибшего командира группы, вовлек пятнадцатилетнего Митю в операцию по уничтожению моста. Митя был сыном полицая; отца он любил, но в то же время стыдился. Степка, который привел Митю в группу, первоначально должен был экспроприировать Митиного коня, но, устыдившись замечания паренька о несправедливости этого акта, решил взять того с собой в отряд. Митя надеялся службой у партизан смыть семейный позор. Брытвин решил руками Мити взорвать мост. Степка, которого он назначил в пару Мите, не подозревал о подлости Брытвина, спланировавшего все так, что Митина гибель была неминуема. Понявший гнусность плана только после гибели Мити, Степка взбунтовался против Брытвина и примкнувшего к нему Шпака. Ружье Толкача случайно выстрелило в Брытвина, когда тот пытался отобрать у парня оружие, принадлежавшее тому по праву, и поэтому по прибытии в отряд Степка был немедленно арестован. Однако Брытвин, не уверенный в том, что ему с его прошлыми грехами удастся легко опровергнуть правдивые слова Степки о настоящем положении вещей, подослал к нему для переговоров Шпака. Степка отверг предложения Шпака и Брытвина о перемирии и ждет в своей кутузке прибытия какого-то мифического комиссара, надеясь на восстановление справедливости.
Сюжет романа, несмотря на кажущуюся прямоту и простоту изложения, плавно подкреплен той формой его построения, которую Лазарев называет «новелла в новелле». Действительно, почти каждый персонаж романа — рассказчик новеллы или эпизода из своей прошлой жизни, где главным героем является не он, а неизвестный слушателям человек. Когда только начинаешь читать, кажется, что эти мини-новеллы не имеют прямого отношения к основному сюжету, однако к концу произведения понимаешь, что автор доносит главную нравственную идею именно благодаря такому построению романа. Каждый из новых персонажей является не только носителем проблемы выбора между «своим» и «чужим», личным и общим, но и помогает решить моральную сторону вопроса: кто же победитель и кто побежденный. Первую новеллу рассказывает Маслаков. Героем ее стал Преображенский, бывший командир дивизии, которая была разбита в первые дни войны, а остатки попали в окружение. Сам он с пятью товарищами присоединился к партизанской бригаде, заместителем командира которой был Маслаков. Узнав о должности Преображенского в действующей армии, Маслаков предложил ему возглавить отряд в сорок человек, от чего Преображенский категорически отказался. Он заявил, что будет счастлив бороться с нацистами в качестве рядового и не заслужил командного положения, так как не участвовал в создании партизанского отряда. Преображенский — советский кадровый офицер среднего возраста, служивший еще в царской армии и не позабывший ее лучшие моральные устои [175] . Когда он, Маслаков и еще пара партизан были преданы фашистам соседом хутора, хозяин которого их прятал, Преображенский вышел из укрытия и отдал себя в руки врагов с тем, чтобы спасти детей хозяина, которых полицаи взяли заложниками. В своем рассказе Маслаков явно выражает одобрение Преображенскому, восхищаясь честью и мужеством старшего товарища. Он отвечает на грубое замечание Брытвина об излишней «сердобольности» комбрига со спокойным достоинством: «Знаешь, подумавши, сказал Маслаков, — это дело совести. Одному — пусть весь свет гробанется, лишь бы самому выжить. А другой может жить, только поступая по совести» [176] . Новелла самого Брытвина следует за первой вскоре после гибели Маслакова. Ее герой — учитель и директор школы Ляхович [177] . Несмотря на то что Брытвин ведет свой рассказ с явным чувством полного своего превосходства над героем рассказа, он тем не менее отмечает высокие нравственные устои Ляховича, среди которых немалое место занимала его постоянная забота и о детях, и о взрослом населении родного края. С удивлением Брытвин все-таки признает не только авторитет учителя (ставшего школьным инспектором незадолго до войны), но и искреннюю силу любви и взаимного уважения, существовавшего между местными жителями и директором школы. Тонкими штрихами рисует нам писатель ограниченность хитроумного Брытвина в его неспособности постичь, что отношения между крестьянами и учителем были построены именно на тех моральных началах, суть которых — жить по совести — пытался, но так и не сумел объяснить ему Маслаков. Дело в том, что Ляхович случайно попал в гитлеровскую засаду, из которой, согласись он с офицером в неминуемой победе Гитлера, учитель мог бы легко вывернуться. Однако Ляхович не согласился, и гитлеровский офицер приговорил его к смерти через повешение. По мнению Брытвина, учитель повел себя, мягко говоря, неразумно.
175
Хочется напомнить читателю о мужестве Быкова, выведшего в качестве идеального представителя нравственных начал романа эпизодического героя, олицетворяющего моральный кодекс офицера царской армии.
176
Быкаў Васiль. Т. 3. С. 32.
177
На «слабости», то есть на приверженности В. Быкова к профессии сельского учителя, мы остановимся еще не раз.
Обе вставные новеллы вызывают разную реакцию у слушателей, способствуя раскрытию характера как слушателей, так и рассказчиков. Так, Шпак выказывает полное безразличие как к героям новелл, так и к рассказчикам. Толкач слушает, как бы впитывая в себя события и действующих лиц. Брытвин открыто презирает «мокрых куриц» — Преображенского и Ляховича, а Маслаков так же открыто уважителен к обоим и считает их, как и Толкач, людьми, которым следует подражать. Ведь и Степка, и его любимый командир убеждены в том, что средства не оправдывают цели и жить следует «по совести». Лазарь Лазарев глубоко верит в те же ценности, что Маслаков и Толкач. Поучаствовав не в одном сражении, вернувшись с войны с поврежденной рукой, Лазарев, как и Быков, пришел в литературу с богатым фронтовым опытом. Его глубокая профессиональная и личная связь с творчеством Быкова постоянно вовлекала Лазарева в жестокие споры с советской официальной критикой, которую представляли конъюнктурные лица типа Игоря Мотяшова. Поэтому Лазарев и не пропускал заявлений «мотяшовых» о том, что Брытвин — единственный «идейный» и положительный персонаж в романе «Круглянский мост»:
Итак, недостаточно идейным И. Мотяшов считает человека, который под угрозой смерти не отказался от того, во что верил, не признал гитлеровского превосходства, не захотел таким путем попытаться купить себе жизнь. Манипулируя этим понятием — идейность, — критик лишает его истинного смысла и реального содержания. Строя свои обвинения против «Круглянского моста» на зыбком песке софизмов, он для пущей важности песок называет гранитом, белое выдает за черное. Но стоит обратиться к повести, перечитать ее, и песок становится песком, белое — белым, а черное — черным [178] .
178
Лазарев. С. 114.
Тридцать лет назад, когда замечательная книга Лазарева о Быкове была написана, критик не согласился с мнением Алеся Адамовича о том, что Быков начал пользоваться элементами притчи в своих произведениях начиная с 1960-х годов. Так, Лазарев предваряет мнение Адамовича, которое здесь последует за его собственным: «На мой взгляд, притча в качестве художественного ориентира для Быкова поминается за неимением точного определения. Но все это возникло не на пустом месте, а продиктовано в большинстве случаев стремлением выявить своеобразие его прозы. Пусть не подходит эта этикетка, но какое же свойство быковских повестей должна была она обозначать?» [179] — недоуменно вопрошает критик, который честно и сразу же воспроизводит кристально ясный анализ Адамовича:
179
Лазарев. С. 139.