Рафалович ткнулся носом в пол и завыл.

– Янислав Александрович, с вашего позволения, мне хотелось бы отрегулировать этот вопрос с Леонидом Ефимовичем с глазу на глаз, – сказал Коваленко.

Яша кивнул и, не оборачиваясь, вышел. Коваленко подошел к лежащему Рафаловичу, наклонился и потянул вверх за плечо.

– Вставай, горе луковое. Погоди оплакивать твои шубки-коврики. На твое счастье, есть один добрый дядя, который готов помочь тебе. Возможно, на всю сумму. Если будешь паинькой.

Рафалович поднялся на четвереньки и мутно посмотрел на профессора. Тот опустил руку в жилетный карманчик и извлек оттуда маленькую плотную карточку, которую вложил Рафаловичу в зубы.

– Только смотри, не съешь ненароком. Тут имя и телефон. Позвонишь, честно ответишь на один вопросик – и считай, что ты никому ничего не должен. Но если ответишь нечестно – смотри у меня! Имей в виду, он будет ждать три дня. Успокойся, подумай… Янислав Александрович! Благодарю! У вас было очень мило. Я вам тут кое-что на столике оставил. В компенсацию за моральный ущерб.

Мягкий вагон поезда Адлер – Минск оказался почти пустым: сезон массовых отпускных миграций еще не начинался, и проезжий народ, имея свободу выбора, предпочитал места подешевле. Павел, сдав билет лахудристой проводнице в шлепанцах, вошел в пустое купе, закинул сумку на верхнюю полку, а потом перебрался туда и сам. Мерно постукивали колеса, мутное окно было сплошь исполосовано диагональными потеками дождя, и незаметно для себя Павел задремал.

Проснулся он от звука оживленных мужских голосов. Пока он спал, в купе подсели двое и теперь резались в карты, добродушно переругиваясь. Один из новых пассажиров поднял голову.

– Что, землячок, разбудили? Слезай, сыграем!

– Да я как-то…

– Брось, мы ж не на деньги. Так, в дурачка время коротаем.

Павел слез с полки и включился в игру. Примерно через часик оба его попутчика, не сговариваясь, бросили карты.

– Надоело, землячок, – сказал первый, бровастый и широколицый. – Генерал, доставай!

Второй, поджарый и небритый, без слова нырнул под стол, в длинную сумку.

– Генерал? – Павел вопросительно посмотрел на бровастого.

Тот смутился на долю секунды, а потом бойко пояснил:

– Военная косточка. Наш Вова-Генерал пятнадцать лет в героических рядах оттарабанил. До больших чинов дослужился.

– Вобла, кончай, – нахмурившись, бросил Генерал.

– Вобла – это вы? Что-то не очень на воблу похожи, – заметил Павел, имея в виду сильно упитанную фигуру собеседника.

– Дурацкое детское прозвище. Мы с Генералом в одном дворе выросли, – сказал он и протянул руку. – Сергей Комаринцев.

– Савелий, – представился Павел, обкатывая на языке новое имя. – Савелий Черновол.

– Владимир Петров, – четко произнес Генерал.

В памяти Павла что-то резко вспыхнуло, и как-то само собой выскочил вопрос:

– Скажите, Владимир, вы в Таджикистане не служили?

– Не приходилось, – отрезал тот.

– Ну что, со знакомством? – Комаринцев проворно скрутил крышку с вынутой Петровым бутылки «Кубанской».

– Вобла, не гони, – сказал Генерал. – Дайкось я хотя бы колбаски настрогаю, помидорчиков. Человек, может, без закуски не хочет. Да и мне тоже больше нравится по-культурному, из стаканов…

Комаринцев хлопнул себя по лбу.

– Вот ведь голова садовая! – со смехом сказал oн. – Про стаканы-то и забыл. Пойду проводницу охмурять.

– Из отпуска или как? – спросил Петров, оставшись с Павлом вдвоем.

– Можно сказать… Из санатория. А вы?

– Из командировки. Выездная ремонтная бригада при Минском тракторостроительном. Тоже минчанин?

Он пристально и выжидательно смотрел на Павла. Тот смутился.

– Нет, я так… К тетке заехать надумал… В Гродно. А вообще-то я из Кировской области…

– Вятский – народ хватский! – весело откомментировал Комаринцев, входя в купе с тремя стаканами.

– Гродно? – переспросил Петров. – Так в Гродно короче через Львов ехать. Или напрямки, вильнюсским.

– Ладно тебе, – вмешался Комаринцев. – Давай разливай лучше. Душа горит.

– Я не буду, – сказал Павел, страшно сердясь на себя. При первой же беседе сбился, заврался, напутал.

– Почему? – Комаринцев посмотрел с обидой.

– Подшитый, – привел Павел самый железный в подобной ситуации аргумент.