— Ты хочешь знать, почему это так ужасно. — Грив пристально посмотрел на Рапунцель темными глазами. — Я тебе расскажу. Я там был.

Рапунцель кивнула, хотя от его взгляда по спине пробежал холодок, несмотря на жар от камина. Эдам встал, отошел к окну и повернулся к ним спиной. Грив стиснул зубы.

— Энвеария была хозяйкой обоих домов, но жила только в одном из них, а второй сдавала. Он пустовал много лет, пока не приехали Рем и Натти. Мы с Эдамом жили по соседству. Он мой сын, и в то время ему было девятнадцать. Энвеария не часто появлялась на людях и не хотела общаться с соседями. Она не выходила в город, и мы редко видели ее на улицах. Никогда не появлялась в Рыночном парке, хотя ее огород был лучшим в Изобилии. Я подозревал, что она ведьма. Люди полагали, что я все придумываю. За несколько лет до того Лесная ведьма убила мою дочь, Бри, и соседи считали, что я помешался на ведьмах. Наверное, так оно и было.

Стоящий у окна Эдам сжал кулаки. Джек казался усталым.

— Потому я присматривал за Энвеарией. А другие считали, что она всего лишь старуха, которая хочет, чтобы ее оставили в покое.

— Старуха? — Рапунцель покачала головой. — Ведьма постоянно говорит, что она старая, но я всегда считала, что она кокетничает, потому что выглядит очень молодо.

Перл откинулась на кресле и начала покачиваться.

— Ей сто семьдесят лет, — заметила она.

Рапунцель резко повернула голову в ее сторону.

— Что? — переспросила она и растерянно повернулась к Джеку, но тот ничего не ответил.

Грив продолжил свой рассказ:

— Пятнадцать лет назад я обнаружил, что Энвеария сдала дом в аренду. Я удивился. Зачем его снимать? Он же простоял пустым столько лет. — Он нахмурился. — Когда новые жильцы въехали, я увидел, что Натти беременна, и подумал — может, Энвеарии понадобился этот ребенок. Я ничего не мог сделать, только отправил письмо губернатору и попросил о помощи, но он не ответил. Через две недели, когда я был дома, у Натти начались схватки. Она стонала несколько часов.

Джек был смущен, но стойко объяснил Рапунцель процесс рождения ребенка. Хотя объяснял он больше жестами. Рапунцель скривилась от отвращения.

— Не удивительно, что она стонала, — все, что она смогла сказать.

Перл Тэттерсби издала сухой смешок и ласково взглянула на Рапунцель. Та решила, что это совсем не смешно, но ей понравилось, что на нее смотрят с одобрением.

— А что случилось потом? — спросила она.

— Потом стемнело, и я пошел проведать новых соседей — вдруг им что-нибудь понадобится. По пути я встретил акушерку, которая мчалась прочь от дома Рема и Натти. Весь дом был освещен, казалось, будто он весь в огне. Я уже ступил на крыльцо, когда услышал вопль твоей матери.

Кресло-качалка остановилось, и Перл села прямо. Ее лицо застыло. Скай подошла к Эдаму, который все еще стоял у окна. Она прикоснулась к его плечу, но он даже не пошевелился.

— Я впервые в жизни слышал нечто подобное. — Грив смотрел в огонь. — Крик женщины, у которой забрали дитя.

По спине Рапунцель побежали мурашки. Она взглянула на Джека, и он ответил ей таким же встревоженным взглядом. Все молчали.

— Тогда я увидел ее, — продолжил Грив, — Энвеарию. Она подошла к двери, возле которой я стоял, и в руках у нее была сверток из пеленок и кружева. Он шевелился и плакал. Я… я понял, что это ребенок Натти. Я понял, что был прав. Энвеария — ведьма! — Он содрогнулся. — Я не мог позволить ей тебя забрать. Попытался помешать и сказал, что она уйдет с пустыми руками, что я не дам забрать ребенка. Она рассмеялась и глубоко вдохнула, словно пыталась выпить тебя. Я думал о моей девочке, Бри. Я узнал, что с ней произошло, когда стало уже слишком поздно за нее сражаться. Я попытался ударить Энвеарию, но не смог к ней даже прикоснуться. Она подняла руку, и меня отбросило через дорогу. С тех пор я хромаю. — Он показал на свою увечную ногу. — Я не смог тебя спасти.

— Не вини себя, — сказала ему Перл, — ты и так сделал больше, чем кто-либо. Ты рискнул жизнью. Чего еще можно требовать?

В комнате стояла тишина. Рапунцель обхватила себя руками, не понимая, отчего ей вдруг стало так холодно. Что в этой истории так ее поразило? Возможно, то, что Ведьме удавалось оставаться такой молодой, несмотря на возраст, хотя Рапунцель могла понять ее желание оставаться красавицей. Ее беспокоило что-то другое. Она пристально посмотрела на Перл, пытаясь понять, о чем та думает.

Но, глядя на бабушку, она могла думать только о том, какой красивой была ее мать на том рисунке, какой счастливой и сияющей, как она обнимала свой округлившийся живот. Вскоре после того, как ее нарисовали, она родила Рапунцель. И в ту же ночь Грив услышал ее вопль, который не может забыть всю свою жизнь. Все это было так ужасно, но Рапунцель не понимала, почему.

— Но почему мама кричала, когда Ведьма меня забрала?

— Она не хотела тебя отдавать, — ответила Перл. — Она хотела растить тебя, смеяться с тобой, утешать, помогать в учебе, хотела увидеть, как ты вырастешь. Она имела на это право! А ее этого лишили.

— Но ведь она продала меня!

— Нет… — Перл сжала губы. — Это твой отец тебя продал. Через неделю после того, как они поселились в том доме, он продал тебя. Но не сказал Натти о том, что сделал. Она понятия не имела, что ее ребенок стал предметом Сделки, пока тебя не вырвали из ее рук.

— Но ведь это она послала отца в ведьмин огород? — быстро возразила Рапунцель, пытаясь убедить себя. — Она хотела, чтобы он украл салат?

— Так утверждал Рем, — холодно сказала Перл. — А Натти прикрывала его до самой смерти. Оставалась верной до конца… — Она покачала седой головой. — Мы никогда не узнаем, какую именно сделку они заключили. Но твоя мать любила тебя, Рапунцель. Ты должна в это поверить. Она любила тебя так сильно, что это ее убило.