Самообладание изменило Ане Волковой. Она оперлась на услужливо подставившего ручку «дурня» и простонала:

— Ох, Галенька! Мой. Мой Сашка опять.

— Так. Ну-ка пойдём, я тебя провожу. Может быть, посидишь? Нет? Понятно. Значит, всё серьёзно. Я так и подумала утром. И ещё кое о чём подумала. Ты, значит, не зря сюда прилетела. Ты куда сейчас?

— Отвезу это к Лэннингам, а потом сразу…

— На заседание? Нет, к Лэннингам тебе идти ни к чему. Давай «поводок», я сама.

— Слушай, Галенька…

— Что? Неудобно перед Сьюзен, меня гонять туда-сюда неудобно и всё такое? Брось. Я быстро туда и сразу же вернусь. За моими мужиками тоже нужен глаз да глаз, ты же знаешь. Що старэ, що малэ.

— Твои-то здесь причём? — обречённо спросила Аня, протягивая подруге «поводок».

— Притом. Ты же знаешь, Анют, — где твой, там и мой. Так я сегодня утром и подумала. Я быстро.

Галина Петровна Науменко удалилась походкой спешащей на урок школьной учительницы и увела на невидимых поводках двух «дурней».

— Ты всё слышал? — спросила Аня полушёпотом у притаившегося на расстоянии полутора тысяч километров президента.

— Да, — несколько напряжённым тоном ответил президент.

— Тебе всё ясно?

— Нет, не совсем.

— Ты пишешь что-то? — предположила Волкова, ища объяснение манере собеседника вести разговор несколько отстранённо.

— Нет, я спешу на «Экспресс». Хочу успеть к окончанию заседания. Полной ясности нет, Аня. Не могу пока понять, кто из них двоих… Нужно, чтобы ты немедленно попала в приёмную Зала Круглого Стола. Сейчас же.

— Бегу. Что мне там делать?

— Чёртов автомат! Сейчас двери закроет! Эй, парень, придержи дверь! — заорал вдруг президент. — Спасибо. Всё, Анютка, я уже лечу. Что ты спросила? Я не слышал.

— Спросила, что мне делать в приёмной.

— Ничего, просто сиди и молчи. Мне нужно слышать. В зал не ходи и не скандаль. Когда станут выходить из зала — задержи, не дай уйти. Потяни время, пока я не… Да нет, спасибо, молодой человек. Места мне не нужно, я тут повишу, если не возражаете.

— Понятно… Воло… дя, — слегка задыхаясь от быстрой ходьбы ответила Аня. К приёмной можно было попасть и по главному коридору, при иных обстоятельствах она предпочла бы пройтись, но на этот раз выбрала лифт и ко входу в зал поэтому попала быстро — минут через пять после того, как Гэмфри Морган активными действиями убедил охранника в своём праве присутствовать на заседании Центрального Комитета Совета Исследователей.

— Посмотрите, она ничего не понимает! — издевалась Марго, указывая на Ирочку пальцем. Все это видели, все. И Саша тоже видел, но притворялся, что это его не касается. Синие непонятные значки на белой доске. Нужно разобраться к чему они, но как?

— Сворачиваются по итому, йотому, катому, — подсказывали сзади Сашиным голосом, Ира обернулась — огромный зал, все в белых халатах, все незнакомые, все сидят, одна Марго стоит и тычет, тычет пальцем, издевается:

— Смотрите, смотрите, как у неё всё сворачивается!

Глянув на доску, бедная Ирочка ужаснулась — кривоногие синие значки сползались со всей доски к центру, нужно было что-то делать. Отчаявшаяся девушка стала чёркать фломастером, появившимся откуда-то в руке, перед самым носом у рисованных насекомых, но они уворачивались, пищали.

— Она же не умеет писать! — радовалась зловредная Марго. — Хватайте её!

И тут случилось самое страшное — кто-то стал хватать за ноги. Крича, бедная Ирочка полезла на стол, но этот кто-то: большеголовый, рогатый, — тот самый «фавн»! — не отставал, разевал челюсти…

Визжа во весь голос: «Саша, убери его!» — Ирочка попыталась отползти по столу, но вместо столешницы под руками — какие-то доски, под досками листья… «Я же в парке. Это сон?» — пыталась сообразить Ирочка, однако «фавн» и не подумал исчезнуть. Челюстей, правда, не разевал, но лез бодаться лобастой рогатой головой.

— Саша, убери его! — истерически завопила Ира.

— Не нужно пугать себя, девушка, он добрый. И трогать не будет совсем, — сказали сзади. Приятный голос и акцент приятный. Но всё-таки…