И она стала величественно скармливать грязную посуду послушной автоматической судомойке, напевая себе под нос что-то легкомысленное на французском языке.

Оказавшись в кольцевом коридоре, Волков приостановился в затруднении: «Номер стыковочного узла… Девятка была в первом разряде, но что после неё? Девяносто три? Нет, кажется, чётный номер. Девяносто восемь? Нет, точно меньше, я ещё подумал, что до сотни не хватает… Да! Девяносто четыре. Это туда. Точно, мы туда и повернули. И ночью, когда Иришка…» Волков злобно затряс головой, чтобы воспоминание о спящей у него на руках принцессе Грави оставило в покое. «Это мания. Ты, оказывается, маньяк, Братец Кролик, как сказал Братец Лис, с большим трудом отдирая кролика, крепко прилипшего к Смоляному Человечку. Надо же было так влипнуть… О небо! Кто это?»

Внезапно свистнула, открываясь, крышка одного из люков, и на остолбеневшего от неожиданности капитана вывалилось нечто грязное, небритое, всклокоченное, ростом по грудь, завыло, ухватило Волкова за комбинезон когтистыми лапами и глянуло на него круглыми глазами, состоявшими, казалось, из одних только белков. «Отразить?» — осведомилась готовая ко всему «Афина», принявшая поступок небритого существа за нападение. «Нет», — с досадой отмахнулся Волков от бдительной богини и стал ждать, пока время восстановит нормальное течение, а застывшая с подкаченными глазами физиономия оживёт, став обыкновенным лицом самого обыкновенного, только чрезвычайно измученного и перепуганного насмерть мужчины.

— Вам направо по коридору, — попытался успокоить этого дёрганого типа Волков, не замечая, что говорит по-русски. Сообразил: «Это один из первых незадачливых вечноживущих. Баблер. Может быть, он и есть Микл? Нет, тот должен быть моложе и…»

— Хе-э-э… — дохнул на него первый из спасённых. — Ай до-о… андестэ…

«Тьфу ты. Они же все здесь по-английски!»

— Вам туда, — как можно спокойнее, чуть ли не по слогам проговорил Александр, показав для убедительности рукой в сторону, где по его соображениям должен быть медицинский отсек. — И по лестнице вниз. Там вам помогут, вы слышите меня? (Мужчина закивал, роняя слюну.) Найдите Урсулу. Вы поняли меня?

— Е-э-э! — отозвался мужчина и, проявив невероятную прыть (даром, что был измождён до последней степени), так дёрнул в указанную сторону, аж пятки засверкали.

Волков поправил на себе куртку и, не удержавшись, отряхнул её рукавом, говоря с неудовольствием самому себе: «Что, не понравился спасённый? Морщишься? А вот представь, что не Иришку ты подобрал тогда, а его. Такого вот. Тоже ринулся бы его спасать? Вот такая вот и цена твоему липовому благородству, дружок. Да-да. Не ври хотя бы себе самому. Влип по самые уши, с первого взгляда, вот и всё твоё благородство, дубина ты стоеросовая, двухметровая, паршиво обтёсанная. Только бы не встретить их в коридоре. Когда она выйдет его встречать». Представив на секундочку эту встречу и то, какие коленца может выкинуть он сам, капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Сергеевич Волков, упомянутый капитан двинулся по коридору бегом, в сторону, обратную той, куда удалился спасённый им от мучительной смерти баблер.

«Вот он, люк. Пустят меня? Как его вообще открывают? Да, он же сам… И вечером тогда сам открылся, когда я нёс… Нет, нельзя об этом. Откроют мне? Ага, открыл. Узнал меня навигатор. Как его? Том».

— Том, старина! — выкрикнул Волков, оглядываясь, словно за ним гнались.

— Слушаю, господин Волков, — с готовностью отозвался навигатор, соскучившийся по человеческому обществу.

— Закрывай люк, расстыковывайся. Поднимай бабл из ниши. И ходу, ходу!

— Вы не указали конечный пункт, — напомнил дотошный Том, закрыв люк.

— К чёрту, куда глаза глядят, на Марс… — выкрикнул Волков, торопливо поднимаясь на верхнюю обзорную палубу, чтобы в последний раз глянуть…

— Не понял вас. Уточните курс.

— К «Улиссу». Знаешь, где он? Ну, вот и хорошо, — бормотал Волков, упершись обеими руками и лбом в сферическую стенку, казавшуюся прозрачной. Там, внизу, плыл, покачиваясь, ощетиненный пальмами островок…

— И как можно быстрее! — приказал он твёрдо, чувствуя — ещё немного, и отлёт не состоится.

— Вас понял, — отрапортовал электронный навигатор, и маленький ртутно-блестящий шарик рванулся отвесно вверх, отвалив от округлого огромного борта платформы «Грави-айленд».

Волков смотрел на оставшуюся внизу синюю чашу безучастно. Нет смысла жалеть о сбежавшем молоке.

Чтобы успокоить разыгравшееся воображение, он совершил неторопливую экскурсию, обойдя все помещения доставшегося в подарок кораблика, но цели не достиг. Всё, на чём ни останавливался его взгляд, напоминало о бывшей хозяйке этого забавного пузырька. Скошенные ступени спиральной лестницы — по ним она спускалась, осторожно ступая, ножки её в тех прозрачных туфлях на высоком каблуке… Нет! Дальше. Гостиная. Пахнет кофе. Почему так сильно пахнет кофе? Здесь она тогда, в кресле… Чашка кофе в её руке — тонкий фарфор в тонких пальцах её, кисть, запястье тоже как фарфор тонкий… Нет! Нет… Дальше. Прихожая. Странное помещение — уже не дом, но ещё не стыковочный узел, что-то среднее. И пахнет уже не по-домашнему. Чем же? Еле заметно, не разберёшь. Водоросли? Да, здесь я сидел. И подошла она. Рука её на моём плече… Босые ноги, маленькие, рядом с рукой моей… Ветер в лицо, жар солнца, холод воды, брызги… И она села рядом… И… О небо! И прижалась ко мне… Нет! Да нет, же! Прочь отсюда. Что там за шум? Голос чей-то? Где? Внизу, в спальне. Никого. Полумрак, солнце над ромашковым лугом, ромашковый потолок. Нет никого. Показалось. Или?

— Арина! — позвал Волков.

— Да, Саша, здравствуйте.

— Это вы здесь разговаривали?

— Нет. Иронька не велела.

«Иронька… — отдалось в ушах, кровь бросилась в голову, дышать трудно, — Иронька».

— Да я и сама не люблю разговаривать, когда нет у меня собеседника. Хорошо, что вы зашли, приятно. Мне вообще нравится принимать гостей.

— Мне тоже очень приятно, — пробормотал машинально Волков, думая о другом: «Это жестоко — делать мне такой подарок. Знала ли она, что мне будет так…»