Шрифт:
— Я ни за что не возьму ее! — вскричала Вин.
— Подождите. Дайте мне объясниться, — сказал старик. — Я имею в виду не какое-нибудь украшение, не медаль или серебряную чашу для добродетельных девушек. Я имею в виду кругленькую сумму, достаточно крупную, чтобы сразу убить двух зайцев. Люди не осведомленные будут думать, что это за спасение жизни. А люди посвященные (то есть я и вы, и больше никто) будут понимать, что это за спасение моего сына. Тут нет ничего оскорбительного для вас. Я хотел бы устроить дело деликатно, мисс. Спасти его от ошибки.
— У вас странное представление о деликатности! — воскликнула Вин. — Вы предлагаете мне вознаграждение, если я… если я… даже не могу выговорить это!
— Но я могу, — хладнокровно отозвался старик. — И я даже скажу, сколько я намерен предложить. Может быть, это поможет вам развязать язык. Я дам вам 10.000 долларов. Не поможет ли это вам составить себе положение в Нью-Йорке?
— Будь то десять миллионов, это не составит разницы, — бросила ему молодая девушка. — Я…
— Ну, вы слишком высоко цените моего сына Питера. Если он женится на вас, моя милая, он не будет стоить миллионов или даже тысяч, говорю вам прямо. Он не будет стоить ни копейки. Вам лучше принять мое предложение, пока я не взял его обратно, и бросить Питера. Может быть, при десяти тысячах долларов один из ваших юных кузенов с графской короной найдет вас достойной себя…
Никогда Вин не приходило даже в голову, что возможно так кипеть от негодования, как кипела она теперь. Она готова была уничтожить этого ненавистного старика. Однако, к своему удивлению, она заговорила тихим сдержанным голосом.
— Не продолжайте, пожалуйста, — предупредила она. — Я полагаю, вы даже не даете себе отчета в том, как отвратительно вы оскорбляете меня. Человек, который может говорить такие вещи, не в состоянии понимать этого. И только такой человек мог вообразить, что я не отвергаю его деньги, а добиваюсь большей суммы. Я хотела сказать, что вы можете уберечь своего сына и свой карман тоже. Ни тот, ни другой никогда не подвергались опасности с моей стороны.
— Ну, парень чувствует не так, — Питер-старший намеренно цедил слова. — Если бы он чувствовал по иному, я не послал бы за вами.
Это было последней каплей, переполнившей чашу.
— Что? — вскричала девушка, выпрямляясь перед маленькой фигурой в вращающемся кресле. — Ваш сын просил послать за мной? В таком случае, он так же нехорош и жесток, как и вы сами.
Красная волна гнева душила ее. Она уже не сознавала, что говорит. Ею овладело одно желание, одна мысль — как бы больнее задеть обоих Питеров.
— Я ненавижу его! — воскликнула она. — Все, что я слышала о нем, правда, в конце концов. Он ложный друг и лживый ухаживатель… опасный, жестокий человек по отношению к женщинам, именно таков, как меня предостерегали…
— Стойте! — прервал ее отец Питера. — Это ерунда, и вы знаете это, никто никогда не предостерегал вас, что мой сын таков.
— Меня предостерегали, — обрезала она его, — что ваш сын имеет обыкновение своими любезными манерами завоевывать доверие девушек, а потом обманывать их.
— Ну, так это дьявольская ложь, и только круглый дурак может поверить этому! — заорал Питер Рольс-старший. — Мой мальчик — обольститель? Он совершенно невинный младенец! Он скорее умрет любой смертью, чем огорчит женщину. Я его отец и знаю, о чем говорю. Какой чорт предостерегал вас? Какая-то скотина или идиот!
— Ни то, ни другое.
— Кто же это? Ну, выкладывайте! Я возбужу против него дело о клевете. Я…
— Это не он. Это женщина, которая должна знать вашего сына по меньшей мере столь же хорошо как и вы сами.
— Такой женщины, если не считать его матери, не существует, а она готова целовать землю, по которой он ходит. Считает его рыцарем, и будь я повешен, если она ошибается. Еще бы, с самых юных лет Питер никогда не обращал внимания на женщин, пока не влюбился в вас…
Девушка ответила резким смехом.
— И это говорите вы? Вы защищаете его передо мною? Разве это политично?
Питер-старший растерялся.
— Да, это не политично, — признался он, — но такова человеческая природа. Кровь у меня еще не превратилась в воду, и я не могу оставаться спокойным, когда клевещут на мою собственную плоть и кровь. Скажите мне, кто это наговорил на него подобные вещи?
— Я вам не скажу этого.
— Знаете ли вы, что я могу уволить вас за дерзкое поведение?
— Вы не можете меня уволить, потому что я уже сама уволилась. Я предпочту умереть с голоду, но не останусь ни одного дня в ваших ужасных «Руках».
— Ужасные «Руки», а? Я могу устроить так, чтобы вас не принимали на службу ни в каком другом месте.
— Я в этом и не нуждаюсь. Я сыта по горло универсальными магазинами. Вообще, я решительно ничего не боюсь с вашей стороны, мистер Рольс. Хотя вас за спиной называют святым Питером, думая как раз обратное этому, вы все же не держите в руках ключи от неба.