– Кто ты, долбаный Умник? – спросила она громким злым голосом, а потом улыбнулась, чтобы показать, что это шутка.

– Привет, Трейси, – сказал Дойл. – Как поживаешь?

– Поживаю отлично, – ответила она. – Только в последнее время меня стало намного больше, как видишь.

– Для любви много не бывает, – сказал Дойл. В голове у него пронеслось воспоминание о далеком субботнем вечере после футбольного матча. Это был последний год, когда темный призрак Никсона царил в Белом доме. Эта женщина на переднем сиденье старого дядиного «форда-вуди», на 125 фунтов меньше, но голодная уже тогда, склонилась под рулем, чтобы принять ртом его член.

– Может, ты так и считаешь, – сказала Трейси. – Но другие мужики с тобой не согласятся. Клянусь, осенью я начну программу «Уэйт уочерс». [53]

– Пошли их, – пожал плечами Дойл.

– То-то и оно, – сказала Трейси. – Я бы с удовольствием. – И она засмеялась. Из глубин ее массивных грудей, словно извержение вулкана, поднялся низкий грохочущий звук. Остановившись, она посмотрела Дойлу в глаза. – У тебя в последнее время неприятности?

– Ничего, с чем бы я не мог справиться, – сказал Дойл, хмуря брови. Ему не хотелось говорить об этом. – Он дома?

Трейси закатила глаза.

– Более или менее.

– Его полицейский надзиратель не сказал, что я зайду?

Трейси пожала большими плечами, отсылая волновой эффект пальцам на ногах.

– Он мамочке ни о чем не рассказывает, – сказала она. – Сам спроси.

Дойл последовал за ней. Внутри был ужасный бардак: грязные тарелки, нестираная одежда, старые номера женских журналов с многочисленными советами, как быть финансово независимой и получать множественные оргазмы. Но журнальный столик с поникшими цветами в красивых керамических горшках и вставленная в рамку работа Нормана Роквелла [54] вызвали у него впечатление, что однажды Трейси все-таки пыталась создать нечто вроде уюта.

– Наверное, я перестала убираться, когда ушел Бо, – оправдываясь, сказала она, проследив взгляд Дойла. – Он удрал с молоденькой потаскушкой из Луизианы.

Она провела его через гостиную и убогую кухню – в раковине скопилась груда тарелок, повсюду валялся мусор – в трейлер «Козиленд», который оказался прикреплен к задней стене сырым картоном и клейкой лентой. Из глубины узкого коридора Дойл услышал электронные звуки взрывов.

– Это его комната, – сказала Трейси, махнув рукой в сторону двери в конце коридора. – Будь осторожен, он кусается.

Войдя в комнату, Дойл обнаружил подростка, сидящего в одних трусах в дюйме от нового, широкоэкранного телевизора, в котором взрывалась жестокая видеоигра. Монстры продолжали карабкаться по груде мертвых тел, а мускулистый морской пехотинец с дробовиком гигантских размеров разрывал их на кровавые куски. На тонкой фанерной стене над кроватью подростка висел плакат рок-н-ролльной группы «Mop the Moose», о которой Дойл никогда не слышал, и постер из какого-то глянцевого эротического журнала, с двумя голыми пышноволосыми девицами, жадно ласкавшими друг друга пальцами. Металлический стеллаж у противоположной стены был забит дисками и дорогим электронным оборудованием.

– Привет, Гарольд! – произнес Дойл, стоя в дверном проеме.

Тот не ответил. Это был жилистый паренек, лет шестнадцати, с копной черных волос, торчавших в виде ирокеза, как у индейца-могавка. Мышцы на его голых руках были слабыми, он сидел, уставившись в пульсирующее видео, и на бледном узком лице его отражались мстительность и решимость. Дойл позвал снова, но опять не услышал ответа. Монстр на экране взорвался, превратившись в месиво кровавых ошметков. Тогда Дойл вошел в комнату, наклонился и выдернул пучок электрических шнуров из удлинителя у стены. Экран погас.

– Что за хрен? – Гарольд подпрыгнул с занесенной для удара рукой. Дойл уклонился от его костлявых кулаков, поймал за запястье, заломил руку за спину и обхватил его за шею. Немного сжал. Подросток, задыхаясь, повис в воздухе, ноги качались в дюйме от земли. – Говнюк! Отпусти меня! – визжал он.

– В соответствии с распоряжением твоего полицейского надзирателя я твой новый работодатель, – сказал Дойл ему в ухо. – Поэтому я жду от тебя: «Мистер Дойл, пожалуйста, поставьте меня на пол». Либо я получу уважение, либо ты получишь сломанную шею.

Гарольд боролся, царапая руку Дойла. Тот сжал сильнее, и парень безвольно повис.

– Поставьте меня на пол, мистер Дойл-говнюк! – дерзко выкрикнул он.

Дойл швырнул его на кровать, пацан тут же вскочил со сжатыми кулаками, но Дойл выставил руку.

– Попробуй снова, и я выбью из тебя дух. Гарольд понял, что тот не шутит, и прислонился к стене, откашливаясь.

– Ты чуть не задушил меня, ублю…

– Не-не-не! – помотал головой Дойл. – Помнишь? Мистер Дойл.

Пацан промолчал, в его глазах была ярость.