Леонардо вдруг осенило, что для Кайит Бея эти эмиры были как семья; они держались с ним уважительно, но то было лишь уважение одного брата к другому — не считая старшего эмира, которого калиф называл Хилалом. Хилал в этой странной семье исполнял роль родителя и обращался с калифом как со своим дитятей. Смущённый этой причудливой связью между калифом и евнухами, Леонардо уставился на ковёр, который изображал рай: сады, иссечённые каналами, пруды, кишащие рыбой, кустарник, цветы, утки и множество птиц.

— Тебе так понравился этот ковёр? — спросил Хилал. — Сядь, маэстро — вон там, рядом с Куаном. — Один из эмиров передал старику толстую книгу в сафьяновом переплёте, и Хилал, листая страницы, продолжал: — Наш повелитель был так добр, что показал нам твои труды, и мы весьма впечатлены ими, особенно твоим рецептом пороха. Твои пропорции угля, серы и селитры дают более мощный состав, чем наш. Но более всего, друг мой, блистаешь ты в своих пушках. Видел ты, как мы испытывали их?

— Я слышал разрывы, когда хоронил своего друга, — ответил Леонардо.

— Ах да — предателя. Какой позор! — Хилал помолчал. — Боюсь, сегодня это не последние похороны. Твой снаряд оказался весьма эффективным.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы выстрелили одним из твоих снарядов, и он упал на наших солдат, которые из любопытства подошли слишком близко к цели. Вина, конечно, их собственная, и тем не менее...

— Я сожалею, — сказал Леонардо.

Хилал не сводил с него глаз.

— Демонстрация была весьма впечатляющая, маэстро, и тем не менее я на твоём месте передвигался бы с осторожностью. — Леонардо взглянул на него недоумённо, и старик продолжал: — Другие эмиры тысячи не слишком к тебе расположены.

— Из-за того, что погибли их солдаты?

Хилал улыбнулся.

— Вероятно, да, но эмиры ненавидят тебя за то, что ты близок к нам.

— К вам?

— Мы понимаем важность артиллерии и огнестрельного оружия. Понимают и наши враги, ибо они уже долгие годы покупают пушки у твоих соотечественников. Но похотливцы за стенами этой комнаты признают только кавалерию и тактику открытой войны. Они трахаются, испражняются и сочиняют стихи исключительно в сёдлах своих коней. Твоё оружие спешит их — и надолго, потому что верхом невозможно одолеть Турка. И они это понимают.

Леонардо уже доводилось слышать, что турки создали передвижные укрепления, скрепив вместе тяжёлые повозки и поставив на них пушки и аркебузы. Ему не терпелось увидеть эти сооружения.

— Они видели также твои стихи, — продолжал старик. — Тебе не следовало бы ставить подпись на свои военные машины, маэстро.

— Что ты имеешь в виду? — Леонардо обернулся к Куану.

— На стволах твоих орудий есть надписи, — сказал китаец. — Почтительный жест твоего друга Зороастро. Тем не менее я надеюсь, что он хотел скорее почтить тебя, чем задеть.

— Что там написано? — настойчиво спросил Леонардо.

«Я Дракон, дух огня и дыма, скорпион, коий стремится изгнать врагов наших громом и свинцом, — процитировал Куан, точно видел перед собой написанный текст. — Леонардус Винчиус, творец машин и капитан инженеров, сотворил меня в год 1479». — Куан помолчал. — Каждой пушке он дал собственное имя.

— У всякого оружия есть своё имя, — сказал Хилал. — Однако солдаты называют творения не их именами — а твоим собственным. — Он пожал плечами и усмехнулся. — Быть может, твой друг даровал тебе бессмертие.

— Я принял решение, — сказал калиф, прерывая разговор. — Мы будем сражаться в Анатолии, в горах. Все мои разведчики сообщают, что Мехмед в горах, а где он, там и его основная армия.

— Так ты оставишь открытым путь на Дамаск? — спросил Хилал.

— Такого я не сделаю, — отвечал Кайит Бей. — Если он соберётся направиться в ту сторону, мы перехватим его. В таких делах наша разведка действует отменно. Мы выкурим его из гор, потому что там нас поддержит наш друг Уссун Кассано. Великий Турок доставил Айше в горы, чтобы вести переговоры. Быть может, мы сокрушим его крепость прежде, чем он даже вышлет к нам своих послов.

— Однако переговоры обеспечили бы безопасность твоей родственницы, — заметил Хилал.

— Мы должны освободить её.

— Ей могут причинить вред.

— И это ввергнет моих солдат в истинную ярость. Вот тогда они будут драться. Не думаю, что даже Мехмед может быть настолько непрозорлив.

— Мехмеда никак нельзя назвать непрозорливым, повелитель, — сказал Хилал.

Кайит Бей, кажется, нисколько не был задет словами евнуха, но решения своего не переменил.

— Мы пустим в ход все его изобретения, — сказал он, имея в виду Леонардо. — Турки никогда не видели ничего подобного твоим осадным машинам. — Теперь калиф обращался уже впрямую к Леонардо. — И тем более никогда не сталкивались с ними в серьёзном сражении. Мы застигнем их врасплох, разорвём на куски и отравим твоими снарядами, загоним твоими бронированными повозками и колесницами, — он глянул на Хилала, — если местность позволит пустить их в ход. — Калиф перевёл взгляд на Куана. — А ещё мы будем сбрасывать на них гранаты с твоих летающих машин. — Он имел в виду воздушные шары, созданные Куаном.