— Леонардо, — сказал Сандро, — ты не мог победить Николини.

Леонардо рывком обернулся к нему, словно вместо Николини собирался пронзить шпагой друга.

— Он не дурак, — продолжал Сандро. — В тени за мной прятались трое.

Леонардо только и мог, что кивнуть. Скрывая разочарование и унижение, он отвернулся от Сандро — и увидел перед собой Никколо.

— Никко! — ошеломлённо воскликнул Леонардо. — Я же велел тебе оставаться у повозок. Что ты скажешь в своё оправдание?

Никколо молча отвёл глаза.

— Объясни, почему ты ослушался, — настаивал Леонардо.

— Я не ослушался, Леонардо, — сказал Никколо, всё ещё потупясь, будто боялся взглянуть на своего мастера. — Но ты убежал и бросил меня... Я только хотел помочь тебе... если тут опасно.

— Прости, — пристыженно прошептал Леонардо.

И тогда юный Макиавелли нашёл его руку и крепко сжал, точно понимая природу боли, до которой ему ещё было расти и расти.

— Идём, Леонардо, мы не можем торчать здесь вечно, — сказал Сандро, но Леонардо, будто не слыша друга, всё смотрел во двор Дуомо.

Соединённые тьмой и тенями, Дуомо, Кампанилла и Баптистерия словно качались в освещённой факелами ночи, окутанные пеленой тумана. Дуомо теперь был зелёным и розовым, его аркады вздымались над вратами Брунеллески, в его глубоких окнах, как в зеркалах, отражались костры кающихся, которые останутся на площади на всю ночь — молиться. Ближние крыши хоть и не горели, но дымились. Раненых и мёртвых благословили и унесли в церковь; монашки заботились о живых и молились за тех, кого «Богоматерь на руках своих унесла на небо».

Хотя не видно было ни Лоренцо, ни Джулиано, но Товарищи Ночи и armeggiatori Медичи верхами прочёсывали округу, чтобы очистить её от нищих и карманников. Обнажённые сверкающие клинки были у них наготове, и они проезжали сквозь толпы верующих, как небесные воины, чтобы жестокостью и страхом возвратить народу порядок. Те, кто не молился или просто не стоял на коленях, рисковали попасть под удар. Почти все горожане бежали в панике, когда начались взрывы, но примерно с тысячу людей осталось, и их цветочные гирлянды и церковные свечи розарием окружали собор. Мастеровые, хозяйки, крестьяне, патриции, шлюхи и магдалины — все вместе молили virtu Мадонны, молили вмешаться и развеять дурное знамение, принесённое Флоренции упавшим голубем. Образ Богоматери, крепко охраняемый людьми Медичи, всё ещё был в центре площади. Она по-прежнему озирала молящих слепыми нарисованными глазами.

Принесённый слабым, едва ощутимым ветерком запах лилий смешивался с едкой вонью пепелища.

— Мастер Леонардо, ты видишь там впереди то, чего не видим мы? — спросил Никколо, выпуская наконец руку Леонардо.

— Что я там вижу, юный Никко?

— Знай я ответ, мне не нужно было бы задавать вопрос.

— Я смотрел в себя. Хотя глаза мои смотрели на то, что перед нами, виделя лишь свои мысли. Тебе это понятно?

— Конечно. У меня была тётка, которая спала с открытыми глазами, как сова, но не прекращала храпеть, даже если мочились ей на ноги.

Леонардо улыбнулся, потом повернулся к Сандро и кивнул ему, безмолвно извиняясь.

— Но если я смотрю не видя, это значит, что я... во тьме, — продолжал Никколо. Леонардо снисходительно глянул на мальчика, но тот продолжал: — Эта тьма в моей душе, и я чувствую, что будто вот-вот свалюсь с края отвесного утёса в абсолютный, извечный мрак. Однако порой я хочу упасть. — Мальчик пристально всматривался в Леонардо, как тогда, когда Леонардо впервые увидел его рядом с Тосканелли в студии Верроккьо. — Ты сейчас чувствуешь себя так же — из-за этой дамы, Джиневры?

— Да, Никколо, — сказал Леонардо ласково и уважительно, — именно это я и чувствую. — И обратился к Сандро: — Расскажи мне всё, что знаешь. Я не принимаю того, что сказала она.

— Однако, боюсь, Леонардо, тебе придётся это принять, — отозвался Сандро. В это время вокруг носилок началась суматоха. — Кажется, Деве и впрямь не везёт; давай-ка уйдём отсюда, пока не стряслось ещё какой-нибудь беды.

— Согласен, — кивнул Леонардо. — Нам надо поговорить.

Но тут Никколо крикнул, что сейчас вернётся, и нырнул в толпу, исчезнув в стороне повозки с колёсами-львами. Леонардо успел лишь сердито что-то крикнуть ему вслед.

— Плохая из меня нянька, — пробормотал он. — Пошли, отыщем его и уйдём отсюда. Один раз я уже потерял его в толпе; больше я этого не сделаю. — По крайней мере на миг Леонардо забыл о себе; и его непокой и любовная боль унялись.

Леонардо и Сандро пробирались через толпу, что плотным кольцом сомкнулась вокруг caroccio. Armeggiatori и вооружённые, в алых одеждах и доспехах inquisitori образовали внутренний круг, и всякий, кто осмелился бы подойти ближе, был бы сражён взбудораженными священниками или желающими выслужиться сторонниками Медичи. Что там происходит — увидеть было трудно, иное дело — услышать: слухи расходились в толпе, как щёлок в воде.