К ужасу и отвращению Леонардо, Сандро — всё ещё дрожа и бормоча имя Симонетты — возбудился.

Когда Мирандола возвратился с Симонеттой, Леонардо не осмелился слишком настойчиво протестовать, чтобы Лоренцо не догадался об их отношениях: это наверняка будет более опасным для Симонетты, чем все эти колдовские штучки. При виде Симонетты Лоренцо застонал — но тут же застыл, взяв себя в руки, чтобы послужить примером своим спутникам. Джулиано молча стоял рядом с братом.

— Не желаешь ли, чтобы все ушли из комнаты? — спросил Мирандола у Лоренцо.

— Мы можем помешать исцелению Сандро?

— Не думаю, но здесь может стать небезопасно.

— Тогда любой, кто захочет уйти, может сделать это сейчас. — Лоренцо сказал это громко, чтобы слышали все.

Врач, усталый и растрёпанный, поклонился Лоренцо и вышел вместе с парой своих коллег.

Верроккьо сжал Лоренцо в медвежьих объятьях.

— Как бы я ни любил Сандро, думаю, лучше будет мне сейчас проститься с вами и с мадонной. Если вдруг понадоблюсь — я буду поблизости.

— Прихвати с собой Никколо, — сказал Леонардо.

Андреа кивнул, мрачно улыбнулся и позвал Никколо.

— Пошли, — сказал он, подталкивая к дверям Никколо и молодого слугу.

— Ты уверена, что хочешь рискнуть? — спросил Лоренцо у Симонетты. В голосе его было отчаяние. Симонетта кивнула и поцеловала его в щёку. Лоренцо обнял её. — Должны быть и другие способы.

— Прости, Великолепный, но мы использовали все имеющиеся средства.

— Значит, нужно найти новые. — Руки Лоренцо лежали на плечах Симонетты. — Я не могу позволить тебе сделать это, мадонна. Ты мне слишком дорога, — добавил он, притянув её к себе. Леонардо и Джулиано вежливо отступили.

— А что будет с беднягой Сандро? — спросила Симонетта. — Без моей помощи он умрёт. Он тебе не дорог?

— Конечно, дорог, он мне как брат. Но я не могу потерять тебя, дорогая.

— Если я не помогу ему, он наверняка умрёт. Я не смогу жить с этим. Я люблю тебя, но я должна это сделать. Ты должен позволить мне искупить...

— Искупить?

— Не проси меня объяснять, ибо я скажу правду, как и всегда. Но помнишь своё обещание? Мы не станем задавать друг другу вопросов. — И добавила шёпотом: — Мы будем лишь отдаваться друг другу, верно?

Лоренцо опустил крупную некрасивую голову, и Леонардо почувствовал внезапную глубокую симпатию к этому человеку.

— Теперь мой черёд испытать веру, — сказала Симонетта. Лоренцо кивнул и натянуто улыбнулся. — Теперь вы все должны уйти. Я забочусь о вашей безопасности, потому что всех вас люблю. — Она улыбнулась Леонардо, словно деля с ним какие-то тайны.

— Я остаюсь, — сказал Лоренцо.

— И я с вами, — сказал Леонардо.

— Я тоже, — кивнул Джулиано.

— Джулиано... — начал Лоренцо, крепко обняв брата, и тут оборвал себя: он заметил Никколо, который тайком проскользнул назад в комнату и стоял в тени подле двери. — Но вы, юное дарование, должны уйти. Или вы тоже дерзнёте ослушаться меня?

Никколо вышел на свет, поклонился и пробормотал извинение. Уши у него горели, однако ему достало смелости сказать Симонетте:

— Пусть Бог поддержит тебя в твоих стараниях, мадонна.

Когда он ушёл, Мирандола сказал Симонетте:

— Надо спешить, иначе Сандро опять впадёт в неистовство. Ты должна втянуть его фантом в себя, но не дозволяй ему овладеть тобой. Когда он войдёт в тебя, заключи его в своих глазах, дабы он не проник в сердце и не угнездился там. Как я объяснял, милая дама, ты должна представить, что позади твоих глаз — светлое обширное пространство, подобное залитому солнечным светом собору.

— Да, Пико, я помню.

— Тогда иди к нему.

— Будь осторожна! — прошептал Лоренцо и начал молиться.

Симонетга пошла прямо к постели, а Мирандола отошёл к камину и подложил в огонь полено. Дерево трещало и курилось паром — оно оказалось сырым. Потом он бросил в огонь какой-то мешочек, и едкие серые испарения заполонили комнату, казалось вытеснив свет. У Леонардо вновь закружилась голова, тело стало лёгким-лёгким и словно бы распухало. Он прижал к лицу рукав, хотя укрыться от дыма было невозможно. Ему казалось сейчас, что тело, пространство, физическое существование вторичны, а первичное — дух, образ, отделённый от предмета.

В это верил Сандро...

Симонетта стояла у постели Сандро и держала его руку, всё ещё привязанную к изголовью.

— Пузырёк, — прошептала она, — это я, Симонетта. Я пришла забрать твою боль. Освободить тебя...

— Симонетта... Симонетта-нетта-нетта... — бормотал Сандро, как песенку. Мигом позже его брови нахмурились, а лицо как будто ожило, но он так плотно зажмурил глаза, что верхняя губа вздёрнулась от натяжения — словно Симонетга была солнцем, слишком ярким, чтобы смотреть на него в упор.