Шрифт:
— Все из-за меня! — истерично выкрикнула девушка
Альен пересек каюту, подхватил ее и прижал к себе, но Тина уперлась ему в грудь кулаками, отчаянно мотая головой и бессвязно выкрикивая, чтобы он не приближался к ней, потому что она — зло.
— Я, гадина, ядовитая гадина! — надрывалась девушка, вырываясь из рук Альена.
— Мое дыхание отравляет воздух! Я несу всем только несчастья, уйди! — Она вдруг вцепилась в жилет молодого человека и заглянула ему в глаза.
— Ты должен бежать от меня, иначе я погублю тебя.
— Да куда же я от тебя денусь, если в тебе моя жизнь? — ответил молодой человек, с силой прижимая голову мадемуазель Лоет к своему плечу.
— Глупая. Твоей вины нет ни в чем произошедшем, слышишь? Тина!
— Все из-за меня, — снова выкрикнула она, выворачиваясь.
— Все из-за меня, — снова выкрикнула она, выворачиваясь.
— Это все я, одна я! Молодой человек только крепче сжал девушку, пока ничего ей не говоря и не доказывая, давая выплакаться и затихнуть. Но Тина продолжала обвинять себя, умоляла забыть о ней, просила остановить ее, как угодно.
— Мне нельзя жить, — хрипела она.
— Я приношу одни несчастья. Я еще никого не сделала счастливей, только расстраивала. Маменьку, папеньку, дедушку Мовильяра, бабушку и дедушку Ламбер. А наказание, а не сокровище. Я приношу только разрушаю…
— Тогда почему я почувствовал себя живым только рядом с тобой? — тихо спросил Альен, зарываясь пальцами девушке в волосы.
— Почему я чувствую себя счастливым, когда ты рядом?
— Ты ошибся, Альен Литин, — выдохнула Тина.
— Выбирай Луситу, она больше подходит тебе. А я… я… — Голос ее вновь сорвался, и девушка разрыдалась с новой силой. Вэйлр Лоет стоял с другой стороны, прижавшись лбом к двери, сжимая и разжимая кулак. Лицо его исказилось болезненной гримасой, пока он слушал выкрики и самобичевание дочери. Затем поджал губы и, чеканя шаг, вышел на палубу. Обвел взглядом тех, кто остался в живых после гибели шхуны и произнес спокойно, не повышая голоса, но его услышали все:
— Если еще хоть одна сволочь посмеет обвинить мою дочь в своей трусости, глупости и нерешительности, клянусь всем, что для меня свято, я растерзаю его на куски и скормлю свиньям в ближайшем порту. Это же какими ублюдками надо быть, чтобы свалить на девицу вину за то, что не осмелились быть мужиками, когда пришло время. И за то, что, как слепые щенки на запах молока матери, полезли вперед, когда вам было сказано дать сначала атаковать «Счастливчику», и лишь потом идти на подмогу. Вы, бараны, запороли все, а виновата Тина?! Я не держал вас, и вы могли убраться в Пьен сразу, как только мы убрали пиратов. Сохранили бы, и корабль, и большую часть команды. Но вы повели себя, как девица, которую вините в своих бедах, и потащились следом, решив, что вы герои. А вы слюнтяи, черт вас всех дери!
— Они резали глотки парням и кидали их в воду, — глухо отозвался Верта.
— И вы побоялись задеть мертвецов? Моя дочь сильней, отважней и отчаянней вас. И мне не жаль, ни вас, ни ваших людей, Верта, потому что в море выживает тот, кто может подыхать, но цепляться за жизнь зубами, вгрызаясь до костей, и кто ударит первым, потому что, — Вэй невесело усмехнулся и закончил. — Потому что жизнь пирата такова, или ты, или тебя. Благодаря этому закону даже слабая женщина становится сильней самого воина.
— Но мы не пираты! — закричал капитан Верта.
— Тогда сидите на берегу и не лезьте в игры братства, — рявкнул Лоет и развернулся, чтобы уйти.
— Мы хотели спасти наших парней, — отозвался один из матросов с погибшей шхуны.
— В Алгардте, — Вэй остановился и ответил, не оборачиваясь, — Тина стала свидетелем сговора негодяев о похищении дочери мэра. Кто ей была та девчонка? Никто, пустое место, но моя дочь поспешила спасти ее, чуть сама не став добычей. Но я горд, что у моей девочки чистое благородное сердце. И я не позволю ни одному собачьему потроху растоптать это сердечко своими грязными сапогами. Я все сказал.
И он покинул палубу, чтобы вернуться к каюте Тины, на мгновение замереть, слушая ее судорожные всхлипы, а после решительно вошел, забрал дочь из рук Альена и показал взглядом на дверь. Как бы не хотелось молодому человеку остаться, но он кивнул и молча вышел, оставляя отца и дочь наедине.
Закрыв за собой дверь, Альен прижался к переборке спиной и закрыл глаза, вслушиваясь в тишину, нарушаемую только всхлипами Тины и едва слышным воркованием большого, сильного и опасного мужчины.
— Хон и Вэй ее успокоят, — прошептал молодой человек.
Мадемуазель Лоет сидела на коленях отца, как в недалеком детстве, крепко обхватив его руками за шею. На голове ее усердно работал лапками паук, а теплая ладонь папеньки скользила по спине, все более погружая девушку в состояние странного покоя и апатии. Все произошедшее вдруг показалось страшным сном, только Тина знала, что ничего ей не приснилось. Была шхуна, на которой она провела столько увлекательных дней, были люди, с которыми она разговаривала, смеялась, слушала байки. Был старый Мартель…