—Хороший ты князь, Юрий, почти как сын мне. Чем я могу помочь тебе?

—Великий хан,—говорил Юрий, поднимаясь с колен после поклонов,—после смерти князя Андрея ярлык великокняжеский должен был наследовать мой отец, князь Данила.

—Да-да-да,—кивал ласково Тохта.

—А от отца этот ярлык должен наследовать я.

—Верно, Юрий, совершенно верно.

—Но отец мой умер раньше Андрея Александровича.

— Какая жалость,— сочувствовал хан, щуря глазки.

— И теперь на великокняжеский стол замахивается тверской князь Михаил, который не имеет на это никаких прав.

— Конечно, конечно, Юрий, не имеющий прав не может стоять на твоем пути.

Ах, как пело сердце Юрия Даниловича: «Какой славный этот Тохта, как все понимает. Как сочувствует».

— Ступай, Юрий, отдыхай. Охоться, забавляйся. Мы подумаем. Посоветуемся. Все учтем.

И князь Юрий удалился, окрыленный надеждой, и, встретив у своей кибитки милостника Романца, сказал ему:

— Все. Хан мою руку держит. Не видать Мишке ярлыка великокняжеского.

— Ну и слава Богу,— крестился радостно Романец.

И Юрий Данилович отправлялся на охоту в сопровождении своих гридей и татарских нукеров, благо здесь, в низовьях Волги, был настоящий охотничий рай. Птицы носились тучами. Стоило в эту «тучу» пустить стрелу, и почти обязательно она попадала в цель, редко промахивалась.

А через день-другой звали к Тохте князя Михаила Ярославича. И он, представая перед великим ханом Золотой Орды, падал на колени и бил лбом в землю, приветствуя хана.

— Встань, Михаил,— великодушно разрешил хан.— Ты привез большой выход, намного более московского, и я рад этому. Испей со мной кумыса.

Михаил пил кислое кобылье молоко, пересиливая христианское отвращение к этому поганскому напитку. Пил, приняв чашу, именуемую пиалой, из рук самого хана.

— Вкусно? — щурясь, с улыбкой спрашивал Тохта.

— Очень,— лукавил Михаил.

— Наш кумыс шибко полезный для здоровья,— говорил хан.— Если его все время пить, ты всегда будешь чувствовать силу и бодрость. И всегда будешь хотеть баба... Хе-хе-хе.

— Великий хан,— поставив порожнюю пиалу, приступил князь Михаил к главному.— Как ты знаешь, у нас на Руси умер великий князь Андрей Александрович, а без великого князя, сам понимаешь, на земле разброд начинается и шатание, никто никого не слушается. И поскольку из нашего рода я остался старшим, прошу тебя дать ярлык великокняжеский мне.

— Да-да-да,— кивал Тохта,— конечно, на великом столе должен быть старший из рода. Если будет великим князем молодой, кто ж его станет слушать? Молоко на губах не обсохло, а он уж великий князь! Нехорошо, неправильно. Ты совершенно прав, Михаил.

«Все, Юрочка,— думал, веселея от сладкой речи хана и от кумыса, князь Михаил,— мимо тебя ярлычок-то, мимо».

— Ступай, Михаил. Отдыхай. Охоться, бери моих нукеров. Мы посоветуемся, подумаем. Ты прав, конечно. Нечего щенятам учить старых псов, хе-хе-хе. Верно?

После ухода князя Тохта взглянул на своего ближайшего советника, спросил, ухмыляясь:

— Ну, что скажешь, Таитемир? Хорошо я взбодрил их?

— Хорошо, Тохта. Но ярлык-то великокняжеский один.

— Вот и славно. Пусть погрызутся над одной костью.

— Но они могут горло друг дружке перегрызть.

— А мы на что? Здесь не дадим. А на Руси пусть грызутся. Имар-Ходжа, скажи своим соколятникам, пусть устроят так, чтоб они еще на охоте столкнулись. Вот потеха-то будет.

— Хорошо, повелитель, я постараюсь.

Сысой встретил князя встревоженным взглядом.

— Ну?

— Ярлык мне обещан.

— А недавно эта рожа Романец мне встретился, даже язык показал: не видать, кричит, вам ярлыка.

— Слушай больше дураков.

Ночью в своей кибитке, предоставленной ему татарами для жилья, он долго не мог уснуть.

— Ярославич? — позвал из темноты Сысой.

— Ну что?

— Мне один поганый говорил, что надо хорошенько Имар-Ходжу одарить, его шибко Тохта уважает, он за тебя похлопочет перед ним.

— Да я уж вроде всех одарил. И ханшу.

— Этому надо добавить.

— Хорошо. У тебя там что-нибудь осталось?

— Да, еще несколько сороковок соболиных.

— Завтра возьми две-три, сходим к нему.

На следующий день пошли вместе к кибитке Имар-Ходжи, она у него оказалась красивой. Все кошмы были почти белыми, а по белому изукрашены мудреным орнаментом из красной ткани.

Увидев входящего князя, а особенно за спиной его слугу с мешком, догадался татарин, с чем идет гость, вскричал радостно: